– Вот и все. Можно идти, сударь. Спокойной ночи, сударь.
И снова я оказался на пустынной улице Луны, без единого прохожего, где не было видно даже кошки, даже лунного луча. Шум бульваров долетал сюда, затихая на ее покатой мостовой. В двух шагах от весьма специфического книжного магазина черной массой на темном фоне ночи возвышалась церковь Благовещения. Привкус святотатства смешался на моих губах с остатками духов Марион. Я прошел до точки известной торговки булочками, ныне отсутствующей, а потом вернулся назад и укрылся в подворотне, напротив притона. Я не знал, чего или кого жду. Через некоторое время из притона вышел мужчина и, насвистывая, удалился. Удовлетворенный клиент. Немного погодя дверь как по волшебству распахнулась перед другим. Этот держал в руках сумку. Любитель переодеваний, захвативший с собой эротический костюм. Прошло время. Часы на церковной колокольне пробили половину первого ночи. Я начал чувствовать себя стариком. По склону поднялась автомашина и остановилась перед книжной лавкой. У машины имелись фары, но они были погашены, и номер не был освещен. Из нее никто не вышел, но трое типов вынырнули из притона и нырнули в тачку, которая рывком бесшумно тронулась с места с погашенными фарами. Мне показалось, что у одного из троих ноги подгибались. Эти дамы в высоких кожаных сапогах, наверное, слишком сильно налегали на хлыст в комнате пыток. Это бывает. Я зевнул. Во всем этом решительно ничего нет для Нестора. По крайней мере на первый взгляд. Лучше уж отправиться похрапеть, И пешочком, посасывая свою трубку, я двинулся к агентству.
Растянувшись на диване, размышлял перед сном.
Определенно Левиберга шантажировали. Сомнений не оставалось. Эстер, сама мне в том не признаваясь, несомненно, хотела бы, чтобы я обнаружил повод шантажировать ее брата, как средство давления на него. Очень сплоченная семья. Как сложенный кулак, которым намерены смазать по зубам другого. Леа. Есташ. Вивиана. Иветта. Благие вести от Марсо. Невинная и классическая фраза, оповещающая о капитуляции. Л. Е. В. И... Леви…
Я погрузился в сон, но мысль продолжала работать. Во всяком случае, я так предполагаю, потому что несколькими часами позже я внезапно проснулся, словно под действием откровения.
Если анаграмма Л. Е. В. И. что-то означала, то, наверное, и Благие вести оказались там не случайно. Речь не шла ни о церкви, ни о бульваре, хотя, конечно, лишь путем подсознательных ассоциаций моя мысль подобралась к Леменье. Этот Леменье был презабавной сволочью, знаменитым шантажистом, почти абсолютно неграмотным, едва умеющим написать и прочесть по буквам свою фамилию и с помощью набранных среди безденежных журналистов и чахлых поэтов "негров" издающим "конфиденциальный" листок. Не будучи лишен юмора, он назвал его "Благовещение". Если уж мне вздумалось узнать, чем намеревались шантажировать богача Рене Левиберга, следовало стучать в дверь кабинета толстяка Леменье. Несомненно, его дверь окажется благовестной.