Я нажал выключатель. Под потолком загорелась лампа.
Для вампира он не так уж сильно кровоточил. А свинца не экономили. Похоже, что разрядили три пули. Одна угнездилась в груди, другая в шее и третья в левом глазу. Он походил на только что подвернувшегося мне кота – так же одноглаз и так же взъерошен. Одет по-домашнему, и из-под распахнутой пижамы виднелась волосатая грудь. На одной ноге туфля, другая не обута и, наподобие самого персонажа, грязна. Застыв, как сама Справедливость, силу которой он наконец-то испытал на себе, Леменье раскинул сто килограммов своего пованивающего тела на истертом линолеуме. Он и при жизни не походил на Адониса, сейчас же выглядел просто отталкивающе. Величие смерти, какой вздор! В правой руке он сжимал винтовку 22-го калибра, с которой оборонялся. Но безуспешно.
Вокруг него царила страшная неразбериха отнюдь не артистического характера. Вывороченные ящики, раскиданные бумаги. Такая же картина и в других комнатах, куда я решился заглянуть на цыпочках. Тот, кто отвесил Леменье причитавшуюся ему дозу, по всей видимости охрип и, не в силах дальше петь, передал слово товарищу Браунингу. После этой очистительной операции он поспешил разыскать свое личное досье и прихватить его с собой. В свою очередь и я осторожненько порылся. Но я ничего не извлек, только пришел к убеждению, что существовала куча людей, которых исчезновение Леменье озадачит. Теперь полицейские займутся картотекой, которую поддерживал в порядке шантажист. Мне же оставались лишь философские размышления. А поскольку я мог предаться им в более подходящем месте, то решил сменить обстановку. Мимоходом подцепил на полке две переплетенные подшивки "Благовещения". Подобный тип изданий представляет собой сокровищницу иной раз оказывающихся полезными сведений.
Открыл обитую дверь. До моих ушей донеслись звуки модной песенки "Сволочной Пари ж", насвистываемой веселым подмастерьем. "Сволочной Париж"! Очень кстати. Хоть и не удивительно! Свистун поднимался по лестнице и направился к Леменье!
Отскочив одним прыжком от двери, я укрылся в прилегающей к кабинету комнате. Свист прекратился. Молодой и жизнерадостный голос протрубил:
– Что же это такое? Транжирим электроэнергию и не запираемся? Что...
Внезапно пропала молодость, пропала жизнерадостность. Фраза завершилась чем-то вроде отвратительного брюшного урчания, мерзким звуком ломающегося механизма.
– Дерьмо! – произнес голос.
Голос певчего дрозда изменился до неузнаваемости.
– Дерьмо! – с дюжину раз повторил он.
Даже Леменье заслуживал более достойных прощальных слов, но дрозд был слишком ошеломлен, чтобы об этом подумать. Через приоткрытую дверь я мог его разглядеть. Развязный юный хлыщ, но сейчас, наткнувшись на труп, он позеленел от страха. Угловатые черты лица, чуть скошенный нос. Серая шляпа на белокурых кудрях, на манер мелкого громилы. Клетчатый пиджак, серые фланелевые брюки. Его пальцы судорожно сжимали кожаную папку. Там, внутри, небольшая статейка. Статейка, которую он принес сдать. Статейка, которая никогда не будет оплачена. В последний раз, чтобы приободрить себя, он повторил полюбившееся ему слово и медленно, уставившись на прах Леменье круглыми, словно блюдца, глазами, спиной приблизился к двери и удрал.