— А сколько всего было писем?
— Два. Они пришли с разницей в один день.
— А почему вы мне сами ничего про них не рассказали?
— Мне и в голову не могло прийти, что анонимные письма имеют какое-то отношение к исчезновению Фебы, — спокойно ответил Уичерли, однако его ровный голос никак не вязался с обильно выступившим на лице потом. Он вытер салфеткой вспотевший лоб и добавил: — Я не знал, что Феба из-за них расстраивалась.
— И тем не менее это так. Долли говорит, что Феба винит в этих письмах себя.
— Не понимаю.
— Вот и я тоже не понимаю.
— Странно, очень странно. Разумеется, первое письмо не могло ее не шокировать. В это время были пасхальные каникулы, Феба жила дома и в то утро сама спустилась за почтой. Письмо было адресовано всем членам семьи — иначе бы она его не вскрыла. Прочитав анонимку, Феба передала ее мне. Я хотел было спрятать письмо от Кэтрин, но моя сестра Элен его заметила и за завтраком...
— А что все-таки говорилось в этих письмах? — решил я наконец прервать его сбивчивые объяснения.
— Второе письмо мало чем отличалось от первого. И в том и в другом было столько гадостей, что и повторять не хочется.
— Ваша жена обвинялась в измене?
Уичерли угрожающе вознес над пустой тарелкой вилку с ножом и ответил:
— Да.
— И вы поверили?
— Я не знал, что и думать. По зловещему тону этих посланий я заключил, что автор — психопат. Однако своей цели он добился.
— В каком смысле?
— Из-за них семейные скандалы участились. Кэтрин требовала, чтобы я не сидел сложа руки. Она обвиняла меня в малодушии, хотя я со своей стороны сделал все возможное, чтобы узнать, кто клеветник, и положить этому безобразию конец. Я даже нанял...
Он запнулся.
— Детектива?
— Да, — вынужден был признать он. — Человека по имени Уильям Мэки, из Сан-Франциско.
— Я с ним немного знаком. К какому же выводу он пришел?
— По сути дела, ни к какому. Шериф Хупер высказал предположение, что автор письма — это либо недовольный, либо бывший работник на одном из моих предприятий. Но у нас ведь огромное количество служащих, и не только в долине, но и во всем штате, и текучесть кадров в нашем деле очень велика.
— Автор писем денег не вымогал?
— Нет. Насколько я понимаю, им руководила только лютая злоба.
— О Фебе в письмах что-нибудь говорилось?
— Вроде бы нет. Нет, не говорилось. Да она бы вообще про них не узнала, если бы в тот день не открыла почтовый ящик. К ее исчезновению эти письма отношения не имеют, я в этом абсолютно уверен.
— А я — нет. Скажите, на конвертах был местный почтовый штемпель?
— Да, их опустили в Медоу-Фармс. Это-то и плохо, ведь тогда получается, что автор — наш знакомый, быть может, человек, которого мы видели каждый день. В письмах ощущалась личная злоба, отчего шериф и решил, что их отправил какой-нибудь уволенный служащий.