– К тебе пришли.
– Это я, – сказал Фидлер, входя в комнату. Рейнгардт открыл ставни, чтобы лучше видеть гостя, и Фидлер почувствовал на себе взгляд тех самых глаз, которых целый год избегал. И все же Рейнгардт первый опустил их и сказал испуганно и смущенно:
– Ты, Фидлер? А я как раз к тебе собирался.
– А я, – сказал Фидлер уже совсем спокойно и непринужденно, – я решил обратиться к тебе. Я попал в такое положение – в сложное положение, и мне необходимо с кем-нибудь посоветоваться. Только я не знаю, поймешь ли ты, почему я так долго держался в стороне…
Рейнгардт поспешил заверить его, что он все понимает, и, словно пришла его очередь извиняться, рассказал об одном эпизоде, имевшем место в двадцать третьем году: он работал в районе Билефельда, когда округ захватил генерал Ваттер, и он так тогда перетрусил, что в течение долгого времени скрывался. А когда страх уже прошел, продолжал скрываться от стыда и гнева на себя за свое малодушие.
Так как Рейнгардт этим признанием избавил его от необходимости объяснять свое поведение, Фидлер сразу же приступил к рассказу и подробно сообщил о причинах, которые привели его сюда. Рейнгардт безмолвно слушал. Отрывистому, резкому тону, каким он задал несколько вопросов, противоречило выражение его лица. Это было выражение человека, который наконец опять видит перед собой то, что является для него в жизни главным, ради чего он всем готов пожертвовать, о чем знает, что оно нерушимо, хотя часто бывает так скрыто, что истощаются силы и иссякают надежды; и вот оно опять тут, оно само пришло к нему.
Когда Рейнгардт обо всем узнал, он на несколько минут вышел из комнаты, дав, таким образом, Фпдлеру время осознать всю важность совершенного им шага, шага, оказавшегося одновременно и таким легким, и таким трудным. Затем Рейнгардт вернулся, он положил перед Фидлером плотный желтый конверт. В конверте лежали документы на имя племянника одного капитана с голландского буксирного судна, который обычно сопровождал дядю в его поездках до Майнца и обратно. Его еще успели застать в Бингене. Племянник согласился расстаться со своими документами и паспортом потому, что у него в кармане лежало еще постоянное разрешение на право перехода границы. Фото на паспорте осторожно подретушировали под Георга.
В паспорт было вложено несколько банковых билетов. Рейнгардт аккуратно разгладил рукой конверт-^ с особой бережностью и нежностью. В этом конверте лежал итог опасной и кропотливой работы – бесчисленные разъезды, справки, списки, деятельность былых лет, старые связи, друзья, Союз водников и докеров – целая сеть, охватывающая моря и реки А между тем жизнь человека, чьи пальцы касались сейчас этой сети, была удушливой и тяжелой; эти несколько банковых билетов представляли, по теперешним временам, огромную сумму – фонд особого назначения, выделенный окружным руководством партии.