– Идем в уборную, – сказал Георг. Он предоставил смеющимся смеяться: они не должны знать, что на нем нет рубашки.
Когда обмен состоялся, Георг скорее побежал, чем пошел, следуя течению Рейна. Важно выпрямившись, лодочник вышел в новой куртке из уборной и направился к стоявшим у перил; одной рукой он подбоченился, другую поднял для приветствия, и его широкое лицо ясно выражало уверенность в том, что он еще раз кого-то ловко надул.
Остаться в ней все равно было бы опасно, думал Георг, но и менять – тоже опасно.
Ну, как вышло, так и вышло.
Вдруг кто-то рядом окликнул его:
– Эй! – С ведерком и удочками за ним шел, подпрыгивая, Щуренок, легконогий, словно мальчонка. – Куда вы направляетесь? – спросил он.
Георг показал прямо вперед:
– Все прямо по берегу Рейна.
– А разве вы не здешний?
– Нет, – сказал Георг. – Я здесь лежал в больнице. Я иду к родным.
Щуренок сказал:
– Если мое общество не обременит вас… Уж очень я человек компанейский.
Георг промолчал. Он еще раз искоса взглянул на Шуренка. Ему с детства приходилось бороться против какого-то странного и тревожного чувства, охватывавшего его, если у человека не все оказывалось в порядке – какой-нибудь вывих в мыслях или в душе или физический недостаток. Только Валлау окончательно излечил его от этого чувства: «Вот тебе живой пример, Георг, как человек может до этого дойти». И мысли опять привели его к Валлау. Неукротимая тоска овладела им. Всей моей теперешней жизнью обязан я ему, думал Георг, даже если бы мне сегодня пришлось умереть! Щуренок же продолжал болтать:
– А вы уже были здесь на днях, видели этот большой праздник? Все-таки очень чудно. А вы были здесь во время оккупации? Как они тогда скакали по улицам на своих серых конях, эти марокканцы! А какие плащи у них красные! Французы – те совсем другое пятно на картине города, эдакой голубовато-сизый туманец. Чего вы так бежите, разрешите спросить, вы хотите еще сегодня попасть в Голландию?
– Разве это дорога в Голландию?
– Сначала вы попадете в Момбах, где едят одну спаржу. Ваши родственники там живут?
– Дальше вниз.
– В Буденгейме? В Гейдесгейме? Они крестьяне?
– Отчасти.
– Отчасти… – повторил Щуренок.
«Отделаться мне от него? – размышлял Георг. – Но как, черт побери? Нет, всегда лучше вдвоем-втроем… Тогда тебя скорее примут за здешнего». Они миновали разводной мостик над плотовой пристанью.
– Господи, как в обществе время-то бежит, – констатировал Щуренок, словно кто-то обязал его торопить время.
Георг посмотрел вдаль, за Рейн. Там, на острове, совсем неподалеку, стояли в ряд три низеньких белых домика, они прижались к воде. Что-то в этих домиках, из которых средний напоминал мельницу, показалось ему знакомым и манящим – словно там жил кто-то, кто был ему мил. Вытянувшись над островом, перекинулся к дальнему берегу железнодорожный мост. Они миновали его начало, где стоял часовой.