Итальянский секретарь (Карр) - страница 19

- жуткое предвестие преступления, свершившегося на глазах у самой Марии… - Холмс поплотнее закутался в плащ - в купе с открытым окном становилось все холоднее. -…а также - связующая нить между давнишним преступлением и теми, что мы собираемся расследовать.

Тут я припомнил, как встретили свою смерть Синклер и Маккей, покойные несчастливцы, про которых я почти забыл, пока паровоз, словно машина времени, нес нас с Холмсом через этот бесславный эпизод нашей истории - poignarder a? l'e?ccosais, их закололи по-шотландски. Я подивился про себя: неужели мой друг и вправду полагает, что есть какая-то связь между старинными придворными интригами и нашим сегодняшним делом?

– У вас на лице написан само собой разумеющийся вопрос, Ватсон, - заметил Холмс, и, как всегда, не ошибся. - Верьте мне, на него ответит только время, а пока позвольте мне завершить рассказ… Итак, четыре года Мария довольно успешно лавировала в бурных и зачастую кровавых водах шотландской политики - и тут перед ней опять встал вопрос о замужестве. Ее придворные и подданные желали получить наследника, и ясно дали понять, что отец этого наследника - ребенка, который со временем может занять не только шотландский, но и английский престол, - не должен быть ни иностранцем, ни католиком. Требовался местный, шотландский дворянин и протестант; и Мария совершила злосчастную ошибку, внезапно влюбившись (или решив, что влюбилась) в Генри Стюарта, лорда Дарнли. Во Франции Дарнли звали «учтивейший болванчик» (увы, я не способен произнести, как это будет по-французски), но красотой он не уступал самой Марии. Похоже, в основе их недолгой страсти лежало лишь телесное влечение. Однако глупость Дарнли, как оказалось, сильнее повлияла на дальнейшие события, нежели его красота. Новый принц стал игрушкой в руках дворян, желавших окончательно искоренить всякое католическое влияние на королеву, начиная с придворных-папистов, как иностранных, так и шотландских, которых королева по-прежнему к себе приближала… - Холмс умолк и еле заметно покачал головой. - Подумайте, Ватсон, у этих людей было столько разных способов добиться желаемого… - Презрение в голосе Холмса приобрело едва ли не погребальный оттенок. - Точнее, столько разумных способов. И ведь простейший, скорее всего, оказался бы и самым действенным. Мария была отнюдь не глупа, и если бы столь же умные люди объяснили ей расстановку сил в Шотландии, и, самое главное, - роль замужества и будущего потомства Марии в английском престолонаследии, - она, без сомнения, поняла бы их. - Печаль Холмса опять сменилась гневом. - Но подобные люди всегда считают, что чем грубее довод, тем он доходчивее. Поэтому они решились действовать насилием, чтобы запугать и склонить к сотрудничеству, продемонстрировать наглядный и пугающий пример того, как политика захватывает и поглощает жизнь отдельного человека… Союз Марии с Дарнли вскоре оказался лишь недолгой и преходящей влюбленностью, причем для обоих. Мария разочаровалась в своем супруге и охладела к нему; он же, будучи глуп, решил показать своей жене, что он не только глава семьи, но и решительный политик. То, что Мария уже несколько месяцев носила под сердцем плод их недолгой страсти, вероятно, лишь подстегивало Дарнли; заговорщики, без сомнения, еще сильнее хотели объяснить королеве, что теперь, когда она носит во чреве будущее королевства, она тем более должна прекратить якшаться с католическими придворными. И еще кое-что следовало принять во внимание: чем долее Мария ходит к мессе и допускает католических советников к себе в опочивальню, тем более растет ее ненависть к Елизавете и к холоднокровным прихвостням Елизаветы, во главе со шпионом и убийцей Вальсингамом… Итак, Дарнли и его храбрецам оставалось лишь выбрать - и кто же пал жертвой этого выбора? Давид Риццио… Учитель музыки, танцмейстер - скорее придворный шут, чем «секретарь». Поистине трудно было найти при шотландском дворе человека менее значительного и менее влиятельного. То, что преступники выбрали столь незначительную жертву, лишь обличает их злобу и бедность воображения - с тем же успехом они могли бы убить одного из спаниелей королевы. Конечно, Риццио был очарователен, он прелестно танцевал, умело играл на музыкальных инструментах и учил музыке. Он и впрямь был необычно близок к королеве, часто ужинал у нее в покоях и там же до поздней ночи развлекал королеву и придворных дам. Ходили, конечно, слухи, что он оказывает собравшимся женщинам также услуги иного рода, но уже тогда эти слухи были развеяны как беспочвенные. Правду сказать, гораздо важнее было, что Риццио - итальянец, и, таким образом, его можно было представить невеждам и глупцам как агента «римского епископа». - Холмс почти выплюнул в окно очередную струю дыма. - И вот такие глубокие мыслители вершат судьбы безобидных дурачков, а также империй… - Мой друг внезапно поднялся во весь рост, противостоя вагонной качке. - И все же, Ватсон, главный урок этой истории - не то, что Риццио убили, а то, что люди верят бессмыслице; верят, что для королевы он был чем-то большим, нежели напоминанием о беспечных днях ее европейской молодости. - Праведный гнев Холмса искал выхода в движениях, и в купе стало тесно, когда Холмс опять забегал взад-вперед, как в наших комнатах на Бейкер-стрит в самом начале этой истории. - Представим себе голые факты, физиологию: Риццио был маленького роста, ужасно некрасив собой, по некоторым сведениям - горбун. Мария же была необычайно высокая, красивая женщина, и ей, как известно, нравились мужчины определенного типа, к которому относился и Дарнли. Возможно ли, что женщина такого воспитания и наклонностей вдруг забудет и благородные обычаи, и благородные вкусы при виде ослепительной красоты итальянского карлика-музыканта? Однако и в наше время вы найдете в Англии разумных людей, которые этому верят, пересказывают какие-то средневековые легенды об особой мужской силе горбунов, хотя у нас нет ни одного доказательства, что Риццио был из таких, - вообще ни одного доказательства, что он был не просто веселым и остроумным собеседником, а чем-то еще… Нет, Ватсон!