Взволнованная неожиданностью этой встречи на вокзале (а она боялась,
что ее никто не встретит), Кристин не казалась уже такой измученной, и
нервный румянец залил ей щеки. Она тоже страшилась встречи с Эндрью, была
взвинчена, жаждала нового примирения. Теперь в ней ожили надежды. Сидя в
автомобиле рядом с Коном, она оживленно болтала, украдкой поглядывая на
профиль Эндрью, сидевшего впереди.
- Как хорошо очутиться дома! - сказала она, войдя в комнату, и глубоко
вздохнула. Затем спросила торопливо и жадно: - А ты скучал по мне, Эндрью?
- Еще бы! Все мы скучали. Правда, миссис Беннет?
Правда. Флорри? Кон! Какого черта вы там застряли с багажом?
Он выбежал из комнаты под предлогом помочь Кону, затеял ненужную суету
с чемоданами. Потом, раньше чем что-нибудь еще было сказано или сделано,
наступило время ехать по визитам. Он настаивал, чтобы они ждали его к чаю. А
очутившись в автомобиле, простонал:
- Слава Богу, это позади! Она выглядит ничуть не лучше, чем прежде. О
ад!.. Но я уверен, что она ни о чем не догадалась. А это теперь главное.
Вернулся он поздно, но такой же неестественно веселый и суетливый. Кон
был очарован.
- Господи Боже мой, да в вас теперь больше жизни, чем когда-либо в
прежние годы, Мэнсон, дорогой мой.
Раза два он ловил на себе взгляд Кристин, моливший о каком-нибудь знаке
душевной близости. Он видел, что болезнь Мэри ее расстроила, встревожила. В
разговоре выяснилось, что она просила Кона телеграфировать Мэри,
чтобы она выехала завтра же, если возможно. Кристин высказала надежду,
что можно будет немедленно сделать что-нибудь, вернее - все, для Мэри.
Все вышло лучше, чем ожидал Эндрью. Мэри ответила телеграммой, что
приедет завтра утром, и Кристин занялась приготовлениями к ее приезду. Суета
и возбуждение, царившие в доме, помогли Эндрью скрыть неискренность его
веселости.
Но когда приехала Мэри, он вдруг опять стал самим собой. С первого
взгляда видно было, что она нездорова.
Превратившись за эти годы в высокую, худенькую, слегка сутулую
двадцатилетнюю девушку, она поражала тем почти неестественно красивым цветом
лица, в котором Эндрью сразу увидел грозное предостережение.
Мэри была утомлена ездой, и хотя ей хотелось посидеть и поболтать с
Кристин и Эндрью, которых она была очень рада увидеть снова, ее убедили лечь
в постель уже около шести. Когда она улеглась, Эндрью пошел наверх выслушать ее.
Он оставался наверху не больше четверти часа, и, когда потом сошел в
гостиную к Кону и Кристин, лицо его выражало глубокое огорчение.
- Боюсь, что тут нет никаких сомнений. Левая верхушка. Луэллин был
совершенно прав, Кон. Но не тревожьтесь. У нее первая стадия. Можно кое-что
сделать.