– Нет, – ответил он.
– Ты тоже был другом Эрманоса, – вздохнул я. – А сегодня ночью это небезопасно.
Он отполз еще дальше, не предпринимая попыток подняться на ноги.
– Вернись сюда, – мягко посоветовала ему Франсуаз.
Он испуганно покачал головой.
Франсуаз запустила тонкие пальцы в стоявшую на стойке чашку с соленым печеньем, подбросила одно из них на ладони и с разворота швырнула его в лежавшего на полу сутенера.
Твердый комочек теста угодил человеку в ухо. Из мочки полилась кровь.
– Черт, ухо мое! – закричал Майерс. – Ухо. Я ж ни черта не слышу теперь.
Наверное, у него на самом деле наметились проблемы со слухом, потому что он кричал в два раза громче, чем следовало бы.
– Слушать тебе не надо, – улыбнулась Франсуаз. – Это не концерт. Ты будешь говорить. Сядешь сюда сам?
Она приподняла одну бровь, и Майерс поспешил вновь занять место у стойки.
– Ты должен рассказать нам все, что знаешь о друзьях Эрманоса из Аспоники, – сказал я. – Абсолютно все.
Он спросил:
– А вы защитите меня от них? Я пожал плечами:
– В полицейском участке для тебя всегда найдется камера.
Его нижняя челюсть задрожала так сильно, что он чуть не отгрыз единым махом себе губу.
– Говори, – напомнила Франсуаз. – Я девочка нетерпеливая.
– Хорошо, – сказал он и начал.
Пригород Арран-сити Десятью годами раньше
Лестница стучала под ногами Рикки Эрманоса. Она стучала громко, как кровь в ушах.
Нет, не как кровь.
Он слышал этот звук малолетним сопляком много лет назад.
Теперь кажется, целую вечность, хотя прошло всего-то лет пятнадцать.
Стук-стук, стук-стук.
Звуки кирок.
Приятель отца вел его, держа за руку, а вторую руку он поднимал, показывая куда-то вперед.
«Ну же, Рикки, поздоровайся с папой».
Солнце пекло так невыносимо, что он едва не терял сознание. В горле у него было сухо, как в пустыне, с которой было неразрывно связано его детство. Ноги еле отрывались от земли, он то и дело цеплялся ими за большие камни.
«Ну же, Рикки, поздоровайся с папой».
Приятель отца нагибается; наверное, он хочет стать такого же роста, как он, Рикки, чтобы ему стало понятнее. Но мальчик и так все понимает, или, вернее, ничего не хочет понять.
Он останавливается, потому что приятель отца тоже не идет дальше. Мерный звук отдается в его ушах в такт шагам, хотя он больше не шагает по горячей земле.
Стук-стук, стук-стук.
«Рикки, поздоровайся с папой».
Звуки кирок.
Изогнутые кирки на длинной рукояти. Они поднимаются и опускаются с упорством того, что кончится только тогда, когда закончится все, не подарив надежды.
Люди распрямляются и нагибаются, делая это в такт движению кирок. Мальчик смотрит туда, и ему кажется, что это не люди воздевают металлические орудия; нет, все не так.