Длинные волосы человека, когда-то иссиня-черные, теперь полностью поседели; спутанными клочьями они падали на его лицо.
Рот заключенного был открыт, и я сначала не понял, почему, но потом увидел, что между его челюстей вставлен кляп, подобный тому, какой санитары вкладывают в рот сумасшедшего, прежде чем пропустить через него электрический ток. Кляп заставлял несчастного держать рот все время раскрытым и не давал ему кусать губы; иначе вампир начал бы пить собственную кровь. Тюремный кляп был больше, чем тот, что используется в психиатрии, и сделан был так, чтобы заключенный мог говорить.
Двое охранников остались в гнетущей полутьме коридора.
Шериф, нагнув голову и придерживая фуражку, вошел первым.
Франсуаз шагнула следом и остановилась. Лицо ее стало суровым. Скользнув взглядом по фигуре узника, она мрачно посмотрела на нашего проводника.
– Так вот как у вас обращаются с заключенными, шериф, – жестко произнесла она.
Тот не ответил; по-видимому, условия, в которых пленник был принужден проводить последние часы своей жизни, вовсе не казались ему жестокими.
– Как ты провел эту ночь, Сальвадор? – спросил шериф. – Тебе удалось поспать?
Затуманенный взгляд прикованного к стене человека остановился на шерифе, тусклые глаза прояснились – он узнал его.
– Я хочу пить... – чуть слышно прошептал узник.
– Конечно, как же, – отвечал служитель закона. – Тебе бы сейчас наброситься на меня и высосать из меня всю кровь. Но только ты тупая, безмозглая скотина, Сальвадор; у тебя даже не хватило ума как следует спрятаться.
Заключенный смотрел на шерифа, на его шевелившиеся губы, когда тот говорил; по его виду можно было понять, что он уже успел привыкнуть к оскорблениям и свыкся с мыслью, что ему уже никогда не выйти из этой камеры, лишенной окон.
– Ты даже не сумел найти убежище получше, чем подвал мельницы, – продолжал шериф. – Вот почему ты сейчас прикован к этой стене, а потом умрешь, как собака.
– Вы арестовали его, когда он прятался? – спросила Франсуаз, но не получила ответа.
Теперь несчастный смотрел уже не на шерифа, его взгляд был направлен на нас. Появление новых людей, впервые за долгие дни, проведенные здесь, возбудило его внимание, огонек жизни, почти погасший, снова загорелся в глубине его глаз. И не потому, что наш приход мог возродить надежду в его душе; не потому даже, что он ожидал скорого окончания своих страданий. Легкой ноты разнообразия оказалось достаточно, чтобы человек, прикованный в стене, на мгновение забыл о том, что с ним происходит.
– Я забыл представить тебе этих господ, Сальвадор, – продолжал шериф. – Они приехали сюда из Высокого анклава специально, чтобы посмотреть на такого тупого недоумка, как ты. А теперь ты станешь отвечать на мои вопросы – так же, как мы делали с тобой в прошлые разы. Ты помнишь?