Вот и дверца. С этой стороны она не была снабжена ни ручкой, ни еще чем-либо, что помогло бы ее отворить. Однако для полицейского, кому по службе положено проникать туда, куда его впускать не желают, никакой проблемы не возникало. Без труда установив место, где внутри дверцы находился замок, Гер нащупал в служебной сумке отмычку, приложил ее к дверце, на маленьком – в пол-ладони – дисплее увидел схему запирающего механизма, включил отмыкатель – он сработал бесшумно и без задержки. Да и что удивительного: этим прибором можно было и банковский сейф вскрыть, правда, там пришлось бы повозиться подольше. Когда оба ригеля послушно выползли из гнезд, слегка толкнул пластину – и дверца послушно отворилась внутрь, в яму. Не оправдалось опасение, что яма окажется настолько захламленной, что пробраться будет невозможно; снова следовало похвалить хозяйку за чистоту. Прежде чем открыть выход, Гер выключил фонарь: свет мог выбиться наружу, если яма была накрыта не очень аккуратно, а в гараже оказался бы кто-то из «гостей»; выбрался в яму – здесь можно стало наконец разогнуться, встать почти в полный рост, – дверцу затворять не стал на случай, если придется быстро ретироваться, и застыл, весь уйдя в слух, как бы пропуская через себя содержащийся в гараже воздух, чтобы уловить и малейшее его сотрясение, а уловив – определить источник. Гер вслушивался никак не менее пяти минут и за это множество медленно текущих секунд не уловил совершенно ничего, что вызвало бы в нем ощущение тревоги. Не то чтобы вообще никаких звуков не было, но этого полицейский и не ожидал; мертвой тишины не бывает даже и в могиле, потому что над нею и вокруг жизнь все равно продолжается, а значит – звучит. Но все, что здесь долетало до слуха, легко расшифровывалось, как отголоски каких-то действий, совершаемых вне гаража: внутри дома, на улице, в трубах – водопроводных или эвакуационных, а в этом помещении никого не было, – каждая секунда все более убеждала Гера в этом, – и, следовательно, можно было, соблюдая необходимую осторожность, сдвинуть закрывающую крышку с той стороны, где были ступеньки, ровно настолько, чтобы подняться, ни за что не зацепляясь. Для этого Гер, согнувшись, поднялся на одну, другую ступеньку, на третьей остановился, снова выждал – тишина! – постепенно разогнулся, уперся спиной в крышку, медленно напрягся. Тут могло оказаться последнее препятствие – если сверху на крышке стояло и лежало что-то очень тяжелое; но этого Гер не ждал. Агрика, как известно, у Вирги не было, а чего-то другого – старой мебели, например, сваленной тут по ненадобности и неаккуратности, – и быть не могло: в последний раз Вирга обновляла обстановку почти три года тому назад, да и то по мелочам, мебель же служила и до сих пор, со временем переходя в категорию раритетов и подрастая в цене. Так что не ожидалось с этой стороны никаких препятствий. И все же…