Жители Беркена любили эти предзакатные часы, когда на улицах зажигаются первые фонари, а высоко в небе, словно их далекое отражение, загораются робкие еще звезды.
Легкий ветерок набегал из Леса, принося с собой аромат цветущих растений и сладких плодов. Горожане усаживались на деревянные лавки, угощаясь некрепким вином да элем, обсуждали события прошедшего дня.
А на сей раз у них имелось множество тем для обсуждения. Перебивая друг друга, обыватели судачили по поводу посольства в Своркмиддл, которое закончилось так неожиданно.
Люди замолкали только затем, чтобы сделать добрый глоток из своей кружки. Создавалось впечатление, что чуть ли не весь Беркен присутствовал тогда на лесной дороге, и каждый мнил себя главным свидетелем произошедшего.
Настроение толпы переменчиво, как симпатии ветреницы. Те, кто еще несколько часов назад призывал к жестокой расправе над сворками, теперь от всей души подсмеивались над стариком Дархмом.
– Совсем выжил из ума, бедняга, – говорил толстый купец, устроившийся за соседним столиком. – Это ж надо, выдумал сворков в чем-то обвинять. А я вот уже одиннадцать лет как с ними дела веду. И ничего со мной не случалось.
Сказав это, толстяк разразился снисходительным смехом.
«Старый дурак», – думал Райлин.
Молодой человек с рождения привык лицемерить. Поэтому никто из присутствующих не смог бы догадаться о его истинных чувствах.
«Позволил посадить себя в такую калошу. И кому дал себя перехитрить? Кучке тупых сворков».
– А вот я видел, – волновался седой человек с мозолистыми руками ремесленника, – как старикан-то этот так руками махал, когда говорить пытался… Бульк…
Последний звук был вызван обильным глотком эля.
– … Так махал, что кулем и свалился с экипажа. Да прямо в тину. То-то, я вам доложу, было зрелище…
Новая придумка, не имевшая ничего общего с действительностью, воодушевила собравшихся. Каждый спешил поучаствовать в разговоре. И всяк выдумывал все новые, более яркие подробности, якобы виденные «собственными глазами».
«Старый, безмозглый болтун, – думал Райлин. – Что он теперь станет делать? Ведь опозорился перед всем городом. Никто его теперь и слушать не станет, после такого афронта».
Райлин ошибался. Он привык мерить жизнь эмоциями и разумом. Но старость живет по иным законам. Уважение, – которое испытывали фермеры к Карайе Дархму, было слишком велико. Человек его возраста, его положения может позволить себе и ошибки, и промахи.
И хотя коварные планы не увенчались успехом, он не был ни повержен, ни даже поколеблен, как казалось сейчас Райлину.