Потому он сам грузно наклонился и, ухватив первого попавшегося хулигана за шиворот, поставил на ноги.
Мне показалось, что сейчас констебль отведет ладонь назад и я услышу звук громкой пощечины, но этого не произошло. Офицер только вытащил из-за пояса наручники и сковал руки парня за спиной.
Энергия, которой полыхал Уотертаун, помогла Линдену собрать с пола осколки своего самоуважения.
– Безобразники, – негромко произнес он. – Напасть на гостей нашего города. Какой позор.
– Вот ужо всыпят вам, бездельникам, по первое число, – приговаривал Уотертаун. – Надеюсь, с вами ничего не произошло, господа?
Он обратился к нам поверх головы очередного хулигана, которого поднимал с земли.
– Тридцать лет служу здесь констеблем, никогда такого свинства у нас не было. Это все философы со своими новыми идеями. Тьфу.
Окажись поблизости какой-нибудь философ, он немало удивился бы, а может и задумался, в чем же его вина.
Однако Уотертаун считал нужным извиниться, только вот найти более подходящие слова не сумел.
Беспорядки во вверенном ему городе были не просто проступком, а выпадом против него лично.
– Спасибо за помощь, джентльмены, – сказал я. – Мы целы. Думаю, теперь мы без труда доберемся до усадьбы.
Из уст констебля вылетела еще пара слов – о современной молодежи и о плохом воспитании. Однако это уже не были целые фразы, а скорее крошки – такие вылетают изо рта человека, который разговаривает во время еды.
– Тогда увидимся утром, – кивнул мне Джоэл.
Его спутник тоже махнул головой в знак прощания.
Не сговариваясь, Линден и Уотертаун построили хулиганов в колонну, после чего обменялись гордыми взглядами.
Еще раз отсалютовав нам, оба офицера повели своих пленников к городу.
– Молодежь-то как распоясалась, а! – говорил констебль.
– Из таких семян и растут всякие беспорядки, – вторил ему Джоэл.
Я сел в седло и подождал, пока Франсуаз сделает то же самое.
– Ты только посмотри на них, Френки, – негромко произнес я. – Воплощение мужского братства. Двое настоящих мужчин, плечом к плечу. А ведь каждый из них отстаивал идеалы, которые другой люто ненавидит.
– Точно. – Франсуаз оседлала своего скакуна. – Твой дружок борется за порядок вообще. А толстяку подавай традиции.
Девушка пришпорила ящера, готовая пуститься вскачь; я удержал ее за руку.
– Повтори, – негромко попросил я.
– Я говорю – одна фишка, когда служишь отвлеченным идеалам, и другая, когда стережешь древний порядок, освященный веками. Если б карты легли чуть по-другому, эти двое перерезали бы друг другу глотки. И каждый из принципа.
Я покачал головой и тронул коня.