— Там темно и сыро? — Пафнутьев кивнул на тома уголовного дела.
— Да, там темно и сыро. Впрочем, сырость можно назвать мокрухой. В наших с вами кругах чаще употребляется именно это слово. Я немного занимался этим делом... И знаю, о чем говорю.
— Этот человек... Я имею в виду Лубовского... Надежда русской демократии?
— Конечно! — воскликнул Шумаков. — Он содержит партии, фонды, у него своя пресса... Вы читаете утреннюю газету и даже не догадываетесь, кто ее владелец, кто именно в это утро пудрит вам мозги, кто в этот вечер учит вас жить. Его принимает не только наш, не менее охотно с ним беседует и тот президент.
— Заокеанский? — ужаснулся Пафнутьев.
— На той стороне Атлантики, — осторожно поправил Шумаков.
— Надо же!
— Скажу больше... Мне известен случай, когда заокеанский, как вы выражаетесь, звонил нашему и справлялся о здоровье Лубовского, о его делах и успехах. — Шумаков постучал указательным пальцем по стопке уголовного дела, чтобы у Пафнутьева не осталось никаких сомнений, о ком идет речь.
— Надо же! — повторил Пафнутьев. — Простите, Игорь Александрович... Вы говорили о темноте и сырости... Если я правильно понял, это дело не просто безнадежное, а... опасное?
— Да, так можно сказать.
— Мне кто-то говорил, что мой предшественник, который оказался слишком уж азартным... Попросту исчез! Это правда?
— Исчез, — кивнул Шумаков, как бы что-то преодолевая в себе, будто Пафнутьев затронул тему, о которой здесь говорить не принято, его вопрос прозвучал дурным тоном.
— Но человек не может вот так просто исчезнуть!
— Почему? — Шумаков пожал плечами, будто услышал слова не просто наивные, а даже глуповатые. — Очень даже может. В России каждый год исчезают около тридцати тысяч человек, вам это известно?
— Но некоторые потом находятся? Сбежавшие мужья, отбившиеся дети, загулявшие девочки...
— О! Павел Николаевич! Не надо! — Шумаков махнул рукой. — Их так немного, так немного, что на общей статистике ни нагулявшиеся мужики, ни образумившиеся красотки не отражаются.
— Уж не инопланетяне ли их похищают? — Пафнутьев старательно сделал серьезное лицо.
— Нет, Павел Николаевич! Смею вас заверить — нет, — твердо повторил Шумаков и поднялся — легкий, в светлом просторном костюме, изящный и уверенный в себе. — Павел Николаевич, а почему бы нам не пообедать вместе? Здесь неплохая столовка. Покажу, познакомлю. А?
— Вроде рановато, — Пафнутьев посмотрел на часы.
— А я зайду за вами, когда будет в самый раз... Часа через три, а?
— Можно, — согласился Пафнутьев. — Вы сказали, что в этом деле исчез не только мой предшественник?