Мы играли часа по четыре без перерыва, используя в качестве допинга всё то же сухое вино, кричали так, что из дверей дискотеки, что работала неподалёку, выглядывали любопытные любители Валерия Леонтьева, а в тёмной дали лаяли собаки, мяукали кошки и коты и давала о себе знать всякая прочая живность.
На первом таком импровизированном концерте нам была оказана высокая честь в виде присутствия среди слушателей самого Петровича — лидера молодёжных группировок Морского, как стали говорить десять лет спустя. Петровичу мы понравились, и он подвёл резюме:
— То наши парни.
Вообще это был очень интересный человек. Неопределённого возраста, весь покрытый татуировкой, он единственный во всём посёлке был обладателем джинсов «Ливайс» и итальянских тёмных очков, которые он не снимал даже по ночам. Возможно, он и спал в них, как «Блюз брадерз». Несмотря на маленький рост и сухощавость, он обладал чрезвычайной физической силой и, что нам очень в нём импонировало, практически не употреблял в разговоре матерных выражений, хотя от его вежливости порой становилось жутковато. Это был настоящий крёстный отец маленькой местной мафии. Цой даже перенял у него на какое-то время манеру знакомства с девушками, которая отличалась замечательной простотой, лаконичностью и достоинством. Обычно Петрович сидел на лавочке у входа в дискотеку и обращался к проходящим мимо дамам:
— Девушка, потанцуйте, пожалуйста, со мной, ежели вы не хотите завтра уехать с Морского…
Из нашего тогдашнего репертуара Петровичу больше всего понравилась песня Бориса Гребенщикова «Электрический пёс». Он её окрестил «Песней про Блядей» и вежливо попросил повторить. Мы повторили, а потом Цой запел мифовскую «Чёрную субботу». Это произведение вызвало у слушателей такую бурю восторга, такие вопли и хохот, что среди их светящихся в темноте лиц неожиданно замаячила милицейская фуражка. «Господи, и здесь они покоя не дают», — одновременно, хотя возможно и в разных выражениях, подумали три молодых артиста.
Об отношениях молодых артистов с милицией сейчас уже можно писать не то что отдельную книгу, а прямо целую энциклопедию — даже не писать, а взять любую из существующих и к каждому слову дать новую статью. Вот у меня, например, есть МСЭ (Малая Советская Энциклопедия) 1930 года издания. Хорошо. Открываю, скажем, на букву «С». Первое слово, которое вижу — «Селезёнка». Пишу — место, которое было наиболее сильно поражено у моего друга Пини при избиении его добровольной комсомольской дружиной в Ленинградском Дворце молодёжи в 1981 году. Сильным ударом комсомольской ноги приведена в полную негодность и удалена хирургически. Смотрю, к примеру, букву «И». Ага — «Изнасилование». Пишу — процесс, которому была подвергнута моя знакомая Н. (здесь — без имён) постовым ГАИ, когда пыталась пересечь «стопом» Среднерусскую возвышенность. «Г» — «Горло». Удар в горло я получил в 1979 году в одном из московских «Опорных пунктов» от молодого человека в штатском за то, что он счёл меня похожим на хиппи. Фамилия молодого человека — Радугин — после удара он мне представился, вероятно, для пущего устрашения. Как я впоследствии узнал, он был грозой худых бледных волосатых юнцов и их немощных подружек. Кто ты теперь, Радугин — демократ, консерватор, за Горбачёва ты или за Ельцина?… А может быть, ты уже депутат — народный избранник, а может быть, ты уже где-нибудь в Верховном Совете? Счастья тебе!