— Может, послушаем их, — наконец-то предложил Голубев. — Что мы их мучаем, смущаем, давайте, ребята, начинайте.
Настроение у нас уже было препаршивое, но деваться было некуда, и мы начали. Репетиции пошли нам на пользу — раздражение не отражалось на качестве игры — мы всё делали чисто и без ошибок, старались, конечно. «Бездельник № 1», «Бездельник № 2», «Мои друзья», «Восьмиклассница»… Шесть или семь песен без перерыва, одна за другой. И напоследок — недавно написанный Витькой «Битник» — мощнейшая вещь опять-таки с мрачным и тяжёлым гитарным сопровождением.
Эй, где твои туфли на «манной каше»
И куда ты засунул свой двубортный пиджак?
Спрячь подальше домашние тапки, папаша —
Ты ведь раньше не дал бы за них и пятак.
А когда-то ты был битником, у-у-у-у…
Ты готов был отдать душу за рок-н-ролл,
Извлечённый из снимка чужой диафрагмы.
А теперь — телевизор, газета, футбол
И довольна тобой твоя старая мама…
А когда-то ты был битником, у-у-у-у…
Рок-н-ролльное время ушло безвозвратно,
Охладили седины твоей юности пыл.
Но я верю, и верить мне в это приятно,
Что в душе ты остался таким же, как был —
Ведь когда-то ты был битником, у-у-у-у…
Когда-то ты был битником, у-у-у-у…
Когда-то ты был битником, у-у-у-у…
Когда-то ты, ты был когда-то битником!
— Ну и что ты хочешь сказать своими песнями? Какова идея твоего творчества? — спросила Таня Витьку. — Что ты бездельник? Это очень хорошо? И остановки только у пивных ларьков — это что, все теперь должны пьянствовать? Ты это хочешь сказать? А что за музыка у вас? Это, извините меня, какие-то подворотни…
— Ну уж так и подворотни, — вмешался Михайлов. — Музыка-то, как раз, интересная. Вообще, не будем ребятам головы морочить. Мне кажется, что всё это имеет право на существование.
— Конечно, имеет, — сказал Голубев, — ребята ещё учатся, работают над песнями…
— Я считаю, их надо принять в клуб, мы должны помогать молодым, — сказал кто-то ещё из комиссии.
— Принимаем, я думаю, — сказал Коля.
— Конечно, — поддержал Голубев.
По Таниному лицу было видно, что она не одобряет происходящее, но ей не хотелось разрушать демократический имидж клуба, и она пожала плечами, потом кивнула:
— Если вы считаете, что можно, давайте примем. Но вам, — она повернулась к Витьке, — вам ещё очень много нужно работать.
— Да-да, мы будем, — пообещал Цой.
Я видел, что его раздражение сменилось иронией, и все наконец успокоились — и комиссия, и мы. Мы сказали «спасибо», вежливо простились со всеми, пообещали ходить на собрания, в студию свинга, на семинары по рок-поэзии и ещё куда-то там и с миром пошли прочь — новые члены ленинградского рок-клуба —