Вход в склеп утопал в цветах. Мы вошли в прохладу мавзолея. Гроб все еще стоял на тележке посредине. В противоположном углу находился маленький алтарь, и Христос печально смотрел вниз, на гроб, стоявший у подножия креста, на котором он мучился.
Священник быстро совершил последние обряды над гробом. Его голос звучал глухо, он осенил крестом гроб и отступил. Один из похоронных агентов дал каждому из нас по розе, тетя Роза положила свой цветок на гроб, и мы сделали то же самое.
Тихонько четверо людей подняли гроб и задвинули его в стену. Через минуту двое других закрыли отверстие бронзовой табличкой. В свете, проникавшем через витражи, я увидел выгравированную надпись: Рокко Ди Стефано. Родился в 1908. Умер–
Тетя Роза снова заплакала, и зятья вывели ее наружу. Я оглядел стены склепа. Там были имена других родственников, о которых я ничего не слышал. Но имен моих родителей здесь не было. Они были похоронены на кладбище, общем для всех вероисповеданий, к северу от Нью-Йорка на берегу Гудзона.
Я покинул склеп последним. Минуту я наблюдал, как один из служителей кладбища поворачивал большой медный ключ в дверях склепа. Он посмотрел на меня. Я понял, чего от меня ждут, вынул стодолларовую бумажку и сунул ему в руку. В знак благодарности он приподнял фуражку. Я прошел по дорожке к машинам.
Катафалка и машин для цветов уже не было. Я подошел к тете Розе и поцеловал ее в щеку.
– Я позвоню вам завтра.
Она кивнула, ее глаза были полны слез. На прощание я протянул руку ее зятьям, поцеловал своих кузин и подождал, пока отъедет их машина.
Я пошел к машине, где меня ждали мои телохранители. Один из них почтительно открыл дверцу машины. Негромкий голос Председателя раздался за моей спиной.
– Я подвезу вас в город. Я посмотрел на него.
– Нам нужно многое обсудить, – сказал он.
Я жестом отослал телохранителей и пошел за Председателем к его длинному лимузину. Это была его собственная машина, черная, с затемненными стеклами. Я сел рядом с ним на сиденье. Человек в темном костюме закрыл за нами дверь и сел на переднее сиденье рядом с шофером. Автомобиль мягко тронулся.
Председатель нажал на кнопку – и тонированное стекло отделило нас от шофера и телохранителя.
– Теперь мы можем поговорить, – сказал он. – Они не смогут услышать ничего из того, что здесь будет сказано.
Я молча смотрел на него.
Он улыбнулся, и вокруг глаз собрались морщинки.
– Если ты позволишь мне называть тебя Джедом, то можешь называть меня Джоном.
Он протянул руку. Я пожал ее. Рука была сухой и сильной.
– Хорошо, Джон, о чем вы хотите говорить?