В 1940 году Муссолини, не предупредив фюрера, начал «свою собственную войну» против Греции. Теперь Гитлер расплачивался той же монетой. Это объяснение соответствует общему духу отношений между главами фашистских государств. Кроме того, фюрер не считал Италию достаточно сильным союзником в войне против Советского Союза. Несомненно и другое – скрытность (по словам итальянцев, «вероломство») гитлеровцев была вызвана также сомнением в способности окружения Муссолини сохранить тайну.
Гитлер имел широкую сеть осведомителей во всех слоях римского общества. Он прекрасно знал об антинемецких настроениях министра иностранных дел Италии. Не менее хорошо была известна несдержанность зятя Муссолини на язык. Все это заставляло немцев особенно опасаться Чиано. Гитлер специально советовал дуче не сообщать ничего о своих планах в итальянское посольство в Москве, маскируя свое недоверие к итальянскому министру иностранных дел фразой: «Возможно, наши секретные сообщения дешифруются».
Тем временем сообщения о грядущих событиях становились все более настойчивыми. 15 июня в Рим со специальным докладом прибыл военный атташе в Берлине генерал Маррас. На приеме у Муссолини он заявил, что, по его сведениям, нападение Германии на Россию – дело ближайших недель. Он даже назвал главные стратегические направления – Ленинград, Москва, Одесса. Это, правда, не было большим откровением, так как достаточно было бегло взглянуть на географическую карту. Однако в устах Марраса это сообщение приобретало силу достоверности.
21 июня в Риме не было сомнений насчет того, что нападение на Советский Союз следует ожидать со дня на день. В этот день Муссолини позвонил Каваллеро и предупредил, что движение на Восток вот-вот начнется. «Говорят, уже готов специальный поезд для фюрера», – сообщил дуче в подтверждение своих сведений. В этот день Каваллеро отметил в своем дневнике: «Ускоряю подготовку экспедиционного корпуса».
Вечером того же дня Чиано сделал запись, которая свидетельствует о том, что привычка критически подходить к действиям Гитлера позволяла ему более реалистично, чем многим другим представителям фашистской верхушки, оценивать положение: «Многочисленные признаки говорят о том, что начало операций против русских теперь близко, – писал он. – Идея войны с Россией сама по себе полезна, ибо дата краха большевизма будет одной из выдающихся дат в истории цивилизации. Но мне не нравится это как симптом. Поскольку не хватает ясной и убедительной мотивировки, обычное объяснение сводится к тому, что речь идет о попытке найти выход из ситуации, которая развивается не так, как это предполагали… Каков будет ход войны? Немцы думают, что в течение восьми недель все закончится, и это возможно, так как военные расчеты Берлина всегда были более точными, чем политические. Но если этого не случится? Если Красная Армия окажет сопротивление более стойкое, чем армии буржуазных государств? Какова будет реакция в широких пролетарских массах всего мира?»