Я понимаю Мариам. Во все времена любовь касается только двоих, вход остальным запрещен. Во всяком случае, противопоказан. Даже в молодости возмущался трепачами, слюняво повествующими о своих победах над женщинами. Теперь, на склоне лет, — тем более.
— Как, что рассказал? — удивляется Фарид нелепому, по его мнению, вопросу и, не выдержав серьезного тона, хохочет, закинув назад кудрявую голову. — Поженимся, сказал, пацанят заведем… Разве неправда, а? Зачем стесняешься, почему краснеешь? Любим друг друга, разве стыдно?… Лучше признайся, — понижает голос парень, не совсем, а так, чтобы мы слышали каждое слово. — Может, уже первый пацаненок зашевелился, а? Признайся, пожалуйста, порадуй…
Лицо Мариам не просто краснеет — багровеет. Даже шея, выглядывающая из-под воротничка блузки, покрывается пятнами. Она смущенно улыбается, и я вижу в этой улыбке радость и счастье. Еще бы — она любит и любима!
— Отстань! Как тебе не стыдно…
— Не отстану! — уже в полный голос восклицает Фарид. — Никогда в жизни не отстану, вот умру, тогда — пожалуйста…
Я спохватился. Сцена любви и преданности на какое-то время заслонило главное: кто же в палате воровской авторитет?
Бегло огляделся.
Гена все так же смотрит в потолок. По-моему, за время нахождения в палате он изучил каждую трещину, с каждым пятном завел дружбу. Калека не грустит и не радуется, происходящее в палате проходит мимо его сознания. Единственное, что его тревожит — почему не пришла жена.
Куряка жадно поедает яблоки. Сын и невестка маются, не решаясь уйти и не зная, о чем говорить с родителем.
Петро… Вдруг я перехватил взгляд «такелажника», нацеленный на счастливых влюбленных. Всегда тусклый и мутный, а сейчас в нем — злой, насмешливый огонек. Любитесь, облизывайтесь, недолго вам остаётся радоваться… Так не вяжется злобная насмешка с болезненным, страдающим человеком, что я поневоле вздрогнул. Кажется, Петро почувствовал мое удивление. Тут же перевел взгляд на мать, что-то заботливо спросил. Та ответила…
Сергей все еще веселился с друзьями-собутыльниками в холле.
Мариам принялась обходить вверенных ее попечению больных. Медленно передвигается вдоль строя кроватей, бросая стереотипные вопросы и получая на них такие же ответы.
— Как самочувствие, Гена?
Безногий благодарно кивает. Хорошо, мол, все в порядке, вот если бы еще жена пришла… Мариам сочувственно вздыхает. Ей тоже непонятно отсутствие Гениной супруги.
— Как самочувствие, Семен Семенович?
— Лучше всех, Мариам. Боль уменьшилась, температура, как выражается Петро, майнает…
— Вам ничего не нужно?