– Точняк, – уверенно сказала Анна Каренина.
– Да вы что? Да вы понимаете, кто... Что... Вавилов потянул из кармана свой мобильник. Постукал по кнопкам.
– Вахтанг? К «России» давай. Быстро. – И – этой невозможной гопоте: – Господа! Мне очень приятно было с вами тут, но я, пардон, поеду.
– Посиди, мажор, что ты, как неродной? Сказав это, Леков рухнул на ковер рядом с Маркизой, застывшей в выходе из книксена, задев ее локтем.
– Этой не наливать, – успел сказать Василек, умудрившись уйти от удара, – нога Маркизы прошла рядом с его головой.
– Гондоны вы, – обиженно сказала Маркиза, вставая. И Анне: – Слышь, тетя Аня, а фиг ли они такие? Давай вместе под поезд впишемся, а? А то тошнит меня от этих рыл. Я место знаю, где классно вписываться. На Рижской. Там и под мост можно. А ежели на природу захочется, на цветочки-листочки поглазеть, то и по насыпи можно пройти. Там кайф, на насыпи, кусты, блин, трава... Люди, не делайте стойку, я о другом... Нет, тетя Аня, честно. И уединиться можно. Напоследок. А? Как вы? У меня никогда таких вот, стареньких, не было. И в шелковых чулочках. А то, – Маркиза обернулась к Вавилову, – давайте этого чмошника заангажируем. Работодателя моего. Бывшего. Он у нас мастер вписывать. Вавилов, ты как? Поможешь двум уставшим дамам?
– Я не старенькая, девочка, – сказала Анна. Ее вдруг разобрала злость. Злость на самое себя. Quel diable! Parbleu! Mais pourquoi cette fille[29] так похожа на нее?
– Дура ты, Маркиза, – проговорил Леков, тяжело поднимаясь с ковра. – На хрена бабку обидела? Она же тебе добра желает. А ты – в заводки. – Он подошел к столу. – Чего тут у вас пожрать-то есть. О! Сардельки! Горяченькие! Супер!
– Слушай, ты, хендрикс хренов, ты гитару просил? Я тебе принес, – оборвал болтовню Вавилов. – Может, слабаешь?
– Да слабаю, слабаю, не ссы. Давай ее сюда.
Вот ведь скотина! Вавилов встал. Его качнуло. В голове шумело. «Вахтанга, скорее Вахтанга», – мелькнула мысль. Где эта долбаная гитара?
– Держи. Леков обтер жирные руки о штаны. Принял гитару.
Взвесил на руках. Внутрь деки заглянул. Пальцем изнутри поскреб.
– Ну и что? «Фендер» корейский, струны левые, гриф ведет, ты его на базаре, что ли, брал? Конечно. Где еще такое найти можно? Говно! Фанера, лак – не лак, лады – жестянка. Точно – говно, – уверенно сказал он.
Вавилов про себя усмехнулся. Ну-ну!
Оглядел собрание.
Молчаливый мужик уже отрубился, судя по виду. Дизайнер в ванной, оттуда звуки льющейся воды слышны. Старуха в кресле, впавшая в прострацию.
И он, Вавилов. А вечером – к мэру.
Такой компанией он побрезговал бы и в годы не шибко разборчивой юности.