Я открыл дверцу и выскользнул из машины. Я был с ним достаточно терпелив, но мне надоели все эти глупости. Двойник и, сверх того, утративший память. И что там еще? Я ушел, не оглядываясь. Я был вне себя, а воспоминание о чеке у меня просто вызывало отвращение. Целый миллион! Это позволило бы мне вновь подняться на поверхность. Кем же, в сущности, был этот Франк? Мошенник? Больной? Фантазер? Я пошел по улице Гудона. Негромкий автомобильный гудок заставил меня вздрогнуть. Автомобиль медленно следовал за мной. Франк улыбался, держа чек в руках. Несмотря на жару, я постарался ускорить шаг. Гул мотора по-прежнему сопровождал меня, и мне вспомнились обрывки этой невероятной истории… Нотариус… Жильберта… Не будь этой женщины, остальное выглядело бы еще более или менее правдоподобно… Но возвращение страдающего амнезией мужа!… Одно из двух: или все это было правдой — и мне предлагали сыграть гнусную роль… или же все это было ложью — и тогда эта женщина была просто дрянью… Я уже ничего не понимал. Я не мог рассуждать здраво. Я вбежал в вестибюль гостиницы и перевел дух. Я снова услышал короткие гудки и бросился к лестнице. И столкнулся с соседкой по площадке.
— Да вы же совсем больны! — воскликнула она.
— Нет, пустяки… Это все от жары…
— Вы хоть что-нибудь ели сегодня? — Конечно.
Она открыла сумочку и достала несколько ассигнаций. Я резко оттолкнул ее и заперся у себя в комнате. Мне хотелось оскорбить кого-то, ударить. Неужели все уже принимают меня за нищего? Да, конечно! А я скоро и стану нищим. Я ломаюсь, когда мне предлагают деньги, но через несколько дней, если я захочу уберечь свое драгоценное самолюбие, то буду вынужден заложить свою скрипку. Мне за нее дадут, вероятно, двадцать тысяч франков, это позволит мне продержаться недели две. А потом — полный крах. Вот до чего я дошел. И Франк это прекрасно знал, он знал все. Я растянулся на кровати. Припомнил эту нелепую историю во всех подробностях. Там не было явных несуразностей, но выглядела она на редкость ребяческой, хоть я и не мог понять почему. Я видел фотографию этого де Баера. И должен был признать, что мы с ним похожи друг на друга как две капли воды. Впрочем, если Франк месяц назад дал себе труд навести обо мне справки, значит, у него были очень веские причины сделать это. С другой стороны, де Баер, даже не страдая полной потерей памяти, мог вполне вести себя как человек, страдающий неврозом. Я кое-что читал об этом. Люди, забывающие то, что вызывает у них особую тревогу, — случай не такой уж редкий. В общем, каждая отдельная деталь была вполне допустимой. Но вся история в целом звучала фальшиво, в ней чувствовался какой-то обман. Но чем я рисковал? Этот вопрос, словно яд, отравлял мне душу. Ведь никто и не требовал от меня, чтобы я поверил этим бредням. Нанимали мое тело, а не мой ум. Этот ангажемент не так уж отличался от остальных. Вместо того чтобы играть на своей скрипке, я буду играть своими глазами, голосом, руками. Какая разница?