— Чем могу быть полезен? — спросил Лоб.
— Ну что ж… Вы ведь хотели ее видеть, не так ли? Для вашего… статистического отчета…
Теперь, когда на душе Лоба полегчало, у него пропало всякое желание заниматься этой девицей. Желая потянуть с ответом, он спросил:
— Как ее зовут?
— Зина Маковска. По происхождению она полька.
— И конечно же блондинка?
—Да.
Зина! Какое нелепое имя!
— Ну так что? — настаивал Флешель. — Вы поедете?
— Ладно, — согласился Лоб. — Заезжайте за мной.
Он закрутил краны в ванной, критически посмотрелся в зеркало над умывальником. «Я вполне созрел для Армии спасения!» — подумал он.
— Я звонил в клинику, — сообщил ему Флешель, — но мои надежды не оправдались: до вечера нас туда не пустят.
— Положение очень серьезное?
— Нет, не очень, она не успела потерять много крови. Но порезы глубокие — хватила через край. Прямо-таки чудо!… И самое удивительное заключается в том, что бедняжка остановилась вовсе не в заштатном отеле, а в приличном, трехзвездном, на бульваре Виктора Гюго. Туда уже приехал инспектор. Сейчас мы с ним и повидаемся.
Лоб искоса наблюдал за Флешелем. Толстяк был явно сильно взволнован. У него не нашлось времени побриться, и наверняка он не завтракал. Как он жил в те дни, когда не дежурил? Среди каких воспоминаний? Какова в нем доля великодушия и доля любопытства — того жадного, настырного, пронырливого любопытства людей, переставших жить собственной жизнью? Лобу совсем не улыбалось присутствовать на полицейском расследовании. В конце концов, эта Зина знала, что делала! Ее смерть принадлежала ей одной! Флешель быстро ехал по улицам, которые не спешили просыпаться. Он ворчал, тщетно отыскивая место для парковки.
— Что ж, придется немного пройтись!
— А я совсем не против, — ответил Лоб.
Он опять становился несносным. Визит в отель был ему неприятен. Он досадовал на то, что приходится тащиться с Флешелем, быть при нем то ли в качестве подчиненного, то ли туповатого посетителя, которому приходится все растолковывать. Перед отелем был разбит цветник. Разбрызгиватели орошали лужайки. Лоб пошел в обход, тогда как Флешель врезался в самую середину водяного облака, не обращая на это ни малейшего внимания.
— За все про все, — объяснил он, — в разгар сезона с нее брали, почитай, минимум шестьдесят франков в сутки. Сущее разорение! Наверняка она жутко задолжала.
Молодой инспектор ожидал их в гостиной.
— Менго, — представил его Флешель, — помощник комиссара.
Лоб представился сам, желая побыстрее покончить с формальностями.
— Ну и как? — спросил Флешель.
— О-о! — ответил Менго. — Ничего особенного. Предполагаю только один мотив, да и тот кажется не вполне ясным. Ее никогда не видели с мужчиной… Она никого не принимала у себя, никуда не ходила по вечерам — словом, будем считать… часам к одиннадцати-двенадцати она уже поднималась к себе.