Он презрительно ухмылялся, разглядывая в зеркале заднего вида свое мрачное лицо со следами переутомления… «Всего, что он сделал». Не смешно! Вот уже и готов требовать от Зины благодарности — он, кто терпеть не мог такого рода сладеньких чувств. Как будто бы кому-либо даны права на другого! Но в таком случае почему же Зина бросилась к нему в объятия? Потому что боялась. Глупец! По-твоему, если женщина позволяет себя обнять, можешь смело считать, что она тебя любит? Что ж, поищи: не осталось ли следов однажды проявленной нежности! Правда заключается в том, что с того момента, как ты прижал Зину к себе, она стала для тебя желанной. Вся твоя психология первого ученика, засидевшегося в холостяках, неутомимого книжного червя — сплошная фикция. Хочешь, чтобы она стала твоей? Так и скажи. Ты всего лишь обманутый в своих надеждах и разъяренный самец. И, в сущности, вовсе не против, что вместо любовника у нее обнаружился брат. Если она не принадлежит тебе, то пускай не принадлежит никому? Так, что ли?.. И ты разбиваешься в лепешку лишь потому, что все еще питаешь надежду ее смягчить! Защитник вдов и сирот!
Лоб нескончаемо, слой за слоем, сдирал с себя шкуру. Под одним слоем обнаруживался другой. Никогда не очистить ему свою совесть!
По приезде в Милан он был бы не прочь, чтобы его вытолкали за дверь полицейского участка. А вместо этого его приняли весьма любезно. И поскольку он, по своему обыкновению, подготовил точную формулировку запрашиваемой справки, поскольку, сам того не желая, хорошо себя подавал — с какой-то важностью и официальностью, неизменно производившими впечатление на чиновников, — там, не откладывая в долгий ящик, приступили к розыскам. В полицейских архивах документы не пропадают.
Отчет о нападении на Зину незамедлительно извлекли и, отряхнув от архивной пыли, предъявили Лобу. Он был расплывчатым и не содержал ничего такого, чего Лобу не было бы известно. Но, поскольку с тех пор было арестовано несколько асов по ночным грабежам, Лоб попросил разрешения взглянуть на карточки с их приметами. Сославшись на комиссара Бонатти, он утверждал, что, возможно, и узнает виновного по фото. Несколько часов спустя в Центральном бюро по розыску ему предъявили четыре фотоснимка. Лоб помнил лицо Януша и, главное, его взгляд. Ни один из четырех мужчин не оказался Янушем. И тем не менее этот опыт навел Лоба на мысль: Бонатти наверняка сумеет раздобыть фото Януша, поскольку еще до отправки в сумасшедший дом он подвергался аресту. С помощью этой фотографии, расспрашивая местных лавочников, возможно, удастся узнать: а не был ли замечен в Антрево и его окрестностях мужчина схожей внешности? Лоб распрощался, на всякий случай описав полицейским весьма приблизительные приметы Януша, а также сообщив им все известные ему сведения о Зинином брате.