– Побыли бы с отцом, – повторила медсестра. – Что же он у вас брошен-то как беспризорный?
– Вы что, будете мне указывать? Вы? – Лицо Ильи Ильича, в общем-то весьма привлекательное, волевое, даже мужественное, перекосилось от злости. – Исполняйте свою работу.
– Илья, я могла бы… вполне… – вмешалась Марина Андреевна.
Но он лишь дернул ее за руку, вывел в коридор:
– Ты что лезешь не в свое дело? Ты что – не понимаешь, им за это деньги платят. За уход. Я не могу быть сиделкой, я занят на работе. И тебе не позволю горшки таскать – ты отвечаешь за воспитание нашего сына. А отец… Они здесь обязаны по закону делать для него все необходимое. Это их работа!
«Обязаны по закону» – это было любимое его присловье. И в стенах прокуратуры оно звучало совершенно уместно. Но в больничной палате, где витал запах хлорки, глушившей запах старческой мочи, слышать это было как-то нелепо.
Вот тогда впервые Марина Андреевна посмотрела на своего мужа со стороны и совершенно другими глазами, чем раньше.
Через месяц старика должны были выписать – состояние его было прежним, безнадежным. И Илья Ильич быстро нашел выход – определил парализованного отца в дом престарелых. Оплатил – весьма щедро – «Скорую» перевозку и услуги санитаров. А сам даже не приехал.
Он как раз ждал в этот момент нового назначения и усиленно к нему готовился. У него были огромные планы. Служебную записку о реформировании и реорганизации управления он подготовил тщательно и весьма умно и только и ждал момента, когда ее можно будет подать в качестве инициативного проекта заместителю генерального прокурора.
Однако назначение не состоялось. Илья Ильич – убитый, раздавленный – винил в этом… Кого же винить было, как не неких, окопавшихся в управлении интриганов, завистников, поднявших на щит эту весьма неприятную семейную историю со сданным в богадельню беспомощным отцом! В прокуратуре тогда, по мнению Ильи Ильича, вообще слишком много рассуждали о «моральных принципах и нравственности», а следовало бы заниматься конкретной борьбой с коррупцией и злоупотреблениями.
Но на этот раз его мнение в стенах центрального аппарата полностью проигнорировали и прозрачно намекнули: адью. Из Генеральной надо было уходить. Используя обширные связи и думая о будущей своей карьере (мало ли что будет через пару лет – и Генерального сменят там, наверху, и про «моральные принципы» перестанут мусолить во всех кабинетах), Илья Ильич начал подыскивать себе место, с которого в будущем возможен был новый карьерный рывок и возращение на привычные управленческие круги.