Поклонившись миссис Тревор, Николас предложил Генриетте руку, и, не обменявшись ни словом, они вдвоем спустились по широкой лестнице, пересекли двор и, наконец, спрятавшись под сенью деревьев, оказались наедине.
Только там, убедившись, что они находятся вдали от посторонних глаз, Николас повернул к себе Генриетту и спросил.
– В чем дело? Вы не сказали мне даже двух слов и бледны как смерть. Генриетта, что вас тревожит?
Она не ответила, только затрясла головой, и слезы опять потекли по ее щекам.
– Это из-за Чаллиса? Он что, бросил вас? Я угадал?
– Нет, нет, – разрыдалась она. – Он не бросил меня. Ему пришлось уехать, чтобы спасти свою жизнь. Он прячется… О нет, я не должна говорить об этом никому, а вам – менее, чем любому другому. Но он вернется, когда у него будет достаточно денег, чтобы стать джентльменом.
Николас громко рассмеялся.
– Дорогая моя, Чаллис никогда не сможет стать джентльменом. Скорее луна станет синей. То, о чем вы говорите, означает лишь, что он перестанет грабить на дорогах и осядет где-нибудь в одном месте. Это совсем другое дело.
Генриетта сердито взглянула на него.
– С вашей стороны жестоко смеяться надо мной, лейтенант Грей. Джейкоб любит меня и хочет на мне жениться.
– И, как я полагаю, ваша матушка даст свое согласие на этот брак?
– Может быть, если он изменится и выдаст себя, скажем, за негоцианта.
Николас покачал головой.
– Ну, если все настолько благополучно, почему же вы так печальны?
В его тоне была нотка сарказма, и Николас понимал это, но ничего не мог с собой поделать. Он любит ее безумно, бесконечно, а вот теперь вынужден стоять и наблюдать, как она плачет о другом мужчине. Но худшее было еще впереди.
– Я плачу не только потому, что разлучена с ним, Николас. Я так боюсь.
Его голос стал более нежным.
– Чего же, моя любимая? Никто не посмеет обидеть вас, пока я рядом.
Генриетта стиснула его руку и понизила голос до шепота.
– Можете ли вы дать мне слово, что никому не скажете, если я о чем-то вам расскажу?
– Клянусь собственной жизнью.
– В таком случае… Мне кажется, у меня будет ребенок.
Мир перевернулся, свет померк, и Николас понял, что достаточно было одного мгновения, чтобы его сердце разбилось.
– Понимаю. Это, конечно, Чаллис. – Генриетта кивнула, и у него опять мелькнул луч надежды. – Он воспользовался вашей слабостью? Он обманул вас, применил силу? Если так, то я убью его.
– Нет, нет, – запротестовала она, вновь начиная плакать. – Я сама этого хотела, сама принесла себя ему в дар. Я приходила к нему – и не один, а много, много раз – до того, как нам пришлось разлучиться. Мы оба в равной степени виновны в том, что произошло.