– Их ведет сам князь Велемог, – продолжал тем временем гонец. – Они переплыли Истир сразу, как только сошел лед. Они пытались взять Краенец, но он держится, как говорят, до сих пор. Тогда они пошли дальше, а под ним оставили несколько сотен войска. Они захватили два городка и разграбили всю твою дань, княже. Воевода Наслав послал меня сказать тебе, что он будет держаться сколько сможет.
В этот вечер князь и его ближняя дружина пошли на покой поздно. В городки на Краене и в Междуречный лес были отправлены гонцы с приказом скорее присылать собранные полки. Жителей по берегам Краены и Ратицы оповестили, и уже утром к воротам съехались волокуши, нагруженные домашним добром. Ревели коровы, блеяли овцы, толпились мужчины, женщины с детьми, старухи с курами под мышкой. Старейшины кланялись князю и просили принять их с родовичами в город. А уж они с сыновьями не заробеют и пойдут против речевинов. Почти у всех мужчин имелись охотничьи луки, копья, топоры, доспехи с нашитыми на толстую кожу железными пластинами. Поскольку в этих местах опасность войны существовала почти всегда, то и простой доспех заводил себе каждый взрослеющий парень. Иные мужики с гордостью вытаскивали покрытые ржавым налетом шлемы, взятые в качестве добычи еще в ту, прошлую войну.
Весь следующий день прошел в заботах. Излишней суеты не наблюдалось, но Смеяна не находила себе места от тревоги. Даже в тот далекий вечер, когда на огнище Ольховиков явились кмети Держимира, ей было скорее весело, чем страшно. Теперь все изменилось: видя, с каким испугом жители окрестных огнищ стремятся за стены городка, с какой решимостью мужчины просят князя вести их на защиту земли от «кровопийцы Велемога», она ужасалась, всем существом чувствуя: это – война, кровавый пир Морены, пляска Мары и Морока. Не верилось, что ее несут речевины, среди которых Смеяна родилась и выросла. «Это Велемог – кровопийца! – возмущалась она. – А речевины – нет!» Но доказать она никому ничего не могла и не раз замечала косые взгляды дрёмичей, вызванные ее речевинским выговором.
Она не сомневалась, что Светловой решительно против этой войны. Как не сомневалась и в том, что грозный отец к его мнению не прислушивается.
Священный сокол, словно заразившись общим настроением, тоже беспокоился. Когда Смеяна входила в гридницу, он срывался со спинки княжеского престола, к которой был прикован, хлопал крыльями и все норовил сесть к ней на плечо. Смеяна так и не смогла выучиться держать ловчую птицу и только отмахивалась; но сокол не унимался и стремился к ней. Она перестала подходить к нему близко, а кмети видели в беспокойстве сокола верный знак того, что война будет долгой и трудной.