– Ись хочу, – вторил Валька, не выговаривавший еще и половины букв алфавита, но уже твердо, как «Отче наш», знавший права и привилегии младшего: право требовать и получать еду первым, право бессистемно сикать в штанишки и требовать их немедленной замены, право вырывать игрушки из рук сестренки и орать благим матом, когда то же самое пытались сделать с ним самим, право портить жизнь Маринке и жаловаться на нее родителям по каждому пустячному поводу…
***
– Вы что-нибудь видите?
– Да, заросли лопухов… Иван-чай. Картошка цветет. У нее такие белые гроздья с желтой сердцевиной…
– Что-нибудь слышите?
– «Малика, ись хочу, дай!»
– Кто это?
– Валька, мой брат. Младший.
– Сколько вам сейчас лет?
– Лет десять. Да, десять…
– Итак, следующая строка… Следующая строка вспыхнет в вашем мозгу, когда я сосчитаю от одного до пяти: один, два, три, четыре, пять. (Щелк!) Что именно вспыхнуло?
– «Маме скажу, что ты к дурочке ходила. К дурочке. К дурочке. К дурочке ходила».
– Спасибо. Следующую строку, пожалуйста.
– Я не получила строки. (Пауза.) Тут пусто.
– Какой у вас соматик в связи с этим, телесные ощущения? Что вы чувствуете?
– Жарко…. Я не знаю. Я все время то вверх, то вниз.
– М-м. Хорошо… Поехали дальше…
***
В поселке Маринку не помнили иначе как с хвостиком за спиной в виде младших пострелят. Шла ли она с огромным бидоном за водой к колонке, расположившейся на пересечении пыльных улиц, направлялась ли за хлебом в магазин (в котором число мух – жирных, откормленных, изумрудно-зеленых, напоминавших скорее маленьких птичек, чем насекомых, – и их качество соперничало с количеством и качеством имевшегося товара), пыталась ли улизнуть к подружке в соседний барак, – всегда за ней волочился прожорливый, бдительный эскорт,
Ленка, противная, конопушная, наслаждавшаяся собственной вредностью и адски завидовавшая могуществу старшей сестры, ябеда, вредина, подлюка, ехидно выла:
– А я маме скажу! Все-все расскажу, пос-смот-риш-шь! – Хитрый взгляд прищуренных глаз исподлобья, рыже-зеленых, как у гулящей кошки…
Ей вторил Валька, вечно сопливый, вечно голодный, ненажористый:
– Малика! – Имя сестры в его устах звучало с местным акцентом, почти по-татарски. – Ись хочу! Дай!
И попробуй не накорми! Придет мать с работы, усталая, злая, готовая сорвать зло на ком угодно, Валька первым делом подбежит к ней, уткнется обросшей соломенной головой в колени и завоет без слез, обиженно кривя малиновый, с черными провалами на месте зубов рот, к которому из ноздрей тянутся две прозрачные желтоватые дорожки:
– Мамка, ись хочу! Малика не дает!