А Ленька все ходил к Лидии Ивановне «за учебной литературой», вызывая понимающий шепоток и сальные улыбки в поселке.
– Я, Вер, хочу в техникум поступать этим летом, – боязливо заговаривал он с женой. – Учиться я хочу…
Че-го? – насмешливо цедила Верка, по-базарному уставив руки в крутые, наливные бока. – Вот еще что! Маленький, что ли, учиться? Вон и ребенок у него, а он все одно! Знаю я, кто тебя подзуживает. Лидка эта, очкастая, с панталыку сбивает. Ну уж я ей покажу!
Маринка своего отца помнила плохо, узнавала его только по фотографии в семейном альбоме – круглое простодушное лицо, широко расставленные голубые глаза, непокорные соломенные вихры на макушке… Ленька сгинул, когда девчонке всего-то было три годочка.
В то время дочку уже отдали в ясли на пятидневку. Мать трудилась на станции диспетчером, отправляя и принимая составы с машинами, углем, древесиной. Ее голос, усиленный громкоговорителем, далеко разносился над просмоленными путями в звенящем цикадами вечернем перламутровом сумраке:
– Четвертая! На восьмом пути состав. Четвертая!
Гулкий голос разливается по округе, слышный даже в самых глухих местах притихшего поселка… Ему вторит, снимаясь с зеленеющей ветлы, вороний грай, отзывается собачий нестройный хор… Даже добродушная щенная Вильма негромко покряхтывает, заслышав переговоры диспетчеров.
– Гр-м, гр-ромче, – кажется, говорит она и, не договорив, зевает, показывая розовый язык с прозрачной ниткой слюны и желтые, совсем стершиеся зубы…
Однажды солнечным летним утром мать вернулась со смены и обнаружила дома мирно спящую в кроватке Маринку – одну! Мужа-растяпы нигде не было. Сначала Верка не заподозрила ничего дурного, только зло выругалась, решив, что Ленька, дурак, позабыл отвести Маринку на пятидневку. Однако куда же он сам подевался?..
Перемежая воркотню скулодробящими зевками, мамаша отвела дочку в садик и поспешила домой, подстегиваемая нехорошим предчувствием. А мужа все не было…
Верку кто-то точно толкнул в грудь. Она кинулась к шкафу. Так и есть, все рубашки Леньки исчезли. И его лучшие парадные брюки! И выходной свадебный пиджак в серую полосочку!
– Ушел!
Верка в растерянности осела на кровать. Панцирная сетка жалобно пискнула под ее тяжестью и испуганно заткнулась.
– К учительше сбёг от меня! – решила она.
Уж она покажет этой очкастой грымзе, змеюке образованной, как чужих мужиков книжками сманивать! Внутри ее все приятно зудело от предвкушения скандала. Вера подхватилась с постели и как была, простоволосая, в мятом после ночного дежурства платье, кинулась по поселку. Она спешила к дому разлучницы и только жалела, что сейчас утро, свидетелей скандала мало и некому ее поддержать.