Вздыхаю, смотрю в пол. А глаза у нее тревожные, умоляющие.
— Сделаешь, Гена?
— А ехать на чем?
— На газике, я договорюсь. Идем.
Увидев меня, Георгий Адамыч начинает сопеть. Но Владлена тут же укрощает его:
— Он все осознал, Георгий Адамыч. И поедет на станцию встречать Колычева.
— А почему он, а не вы встречаете Колычева?
— Я неважно себя чувствую.
— Да? Ну, дело ваше, пусть список сначала составит.
— Составлю, — покорно соглашаюсь я. — Тридцать шесть пунктов.
— Тридцать пять! — вдруг торжествующе кричит он. — Тридцать пять, я передумал!
Вечером еду на станцию. Сижу на командирском месте, и это несколько примиряет меня с жизнью.
— Кого встречаем-то? — интересуется шофер. — Андрей Сергеича, что ли?
— Колычева.
— Во-во. Его Владлена обычно встречает. Чирикают там, сзади.
— Чирикают?
— По резиновому делу. Катки, сайлентблоки. Ничего мужик, видный. Издалека узнаешь, Узнаю действительно издалека: рост баскетбольный. Вертит головой мимо меня.
— Товарищ Колычев?
— Я. — Взгляд у него как у мороженого судака. — А где Владлена?
— Ивановна? — глупо спрашиваю я.
— Естественно.
И вдруг я прозреваю. В упор смотрю на него и вижу купе вагона, лейтенанта в коридоре и слезы Владлены.
— Вы из Ярославля?
— Из Ярославля… — Он несколько озадачен моим агрессивным тоном. Ждет, что последует дальше.
— Идемте, — говорю я с интонацией постового. Иду впереди, не оглядываясь. Распахиваю дверцу, откидываю сиденье, жестом приглашаю в машину. Он не торопится: шумно здоровается с шофером, угощает его папиросами, болтает о погоде. Наконец пробирается назад. Сажусь рядом с водителем, независимо хлопаю дверцей.
— Поехали.
Едем молча. Колычев пытается завязать разговор, но с шофером беседовать трудно, а я покрепче стискиваю зубы.
Проселочная дорога лениво вьется среди хлебов, ныряет в березняки. За машиной шлейфом тянется пыль, и я думаю о ребятах. Темнеет — значит, организовали привал, расстелили брезент и устало ждут, когда сварится картошка. Славка, как всегда, что-нибудь травит насчет неандертальцев, Федор пилит свой мундштук, но слушает с интересом, а Степан все опровергает. И командор вставляет ехидные замечания…
Водитель раскатисто сигналит: впереди одинокая фигура. Пестрая косынка, чемодан в руке, босоножки заброшены за плечо. Голые ноги мягко топают по пыли. Машина сигналит, девушка сходит на обочину, и я что есть силы кричу:
— Стой!..
Газик тормозит. На ходу распахиваю дверцу, прыгаю.
— Девушка! Идите сюда! Идите, не бойтесь!
Не идет. Смотрит настороженно. Бегу к ней, — Опять на деревню к дедушке? — И отбираю у нее чемодан. — Нам, кажется, по пути?