Мы идем к машине, и тут я жалею, что так необдуманно уселся на командирское место. Но не пересаживать же Колычева?.. Девушка пробирается назад, чемодан ее я беру на колени:
— Поехали!..
Машина трогается, и Колычев сразу начинает чирикать:
— Издалека едете?
— Да.
— К родственникам в гости?
— Да.
— А как вас зовут?
— Аня.
— Анечка! Прекрасное имя…
Я не выдерживаю. Кое-как разворачиваюсь на сиденье, чтобы оказаться к ним лицом, и переключаю разговор на себя:
— А знаете, что с нами было в тот вечер? Мы в высоковольтный столб врезались. Искры, грохот — ужас что творилось!..
— У нас неделю света не было.
— Вот-вот, из-за нас…
Утрись, долговязый товарищ Колычев!..
Удивительно все-таки у девчонок уменье моментально осваиваться в новой обстановке! Ведь тихоней прикидывалась, а не проехали мы и десяти километров, и уже трещит как сорока, и смеется, и швыряется своими глазищами, словно режется в пинг-понг со мной и Колычевым одновременно. А я бы на ее месте молчал всю дорогу как удавленник…
У развилки Аня просит остановить. Я вылезаю первым:
— Счастливо! — И очень эффектно хлопаю дверцей.
Газик отъезжает. Аня хмурится.
— Зачем это?
Но я вижу, что она довольна. Просто ее девичье естество диктует ей алогичные слова и логичные поступки. Молча подхватываю чемодан на плечо. Аня сердито фыркает и, вскинув голову, шагает впереди. Мы сворачиваем на тропинку. Уже темно. Босые ноги звонко топают по твердой земле.
Сейчас бы самое время заговорить. Рассказать что-нибудь смешное, захватывающее или умное. Мучительно ворочаю в голове чугунные болванки мыслей, потею, как шахтер, но ничего путного не подворачивается. Так, какая-то чепуха, вроде того, что сайлентблоки больше изнашиваются с внешней стороны.
Господи, что со мной происходит?..
— Знаешь, мы в столб врезались, — вдруг уныло начинаю я. — Искры, знаешь, треск…
Язык цепляется за каждый зуб в отдельности. С ужасом вспоминаю, что один раз об этом уже рассказывал, и не могу остановиться. Несет.
— А у нас свет погас, — насмешливо говорит она. — Ты что, на экзаменах провалился?
— Нет…
— А может, ты тунеядец?
— Я слесарь-испытатель.
— А почему ты слесарь здесь, а не в Москве? Может быть, ты сирота?
— Ну, почему сирота? Просто захотел так, и все.
— Кто захотел?
— Я.
— Ты?.. — Она недоверчиво хмыкает. — И чего же ты захотел? Слесарем стать? Мечта всей жизни?
Молчу. Ну, как тут объяснишь? И почему это вообще надо кому-то объяснять? Почему если ты студент, то это само собой разумеется, а если слесарь, то изволь объяснить, как это случилось?
— Наверно, ты двоечник, — решает она наконец, и дальнейшие расспросы отпадают.