Как и предыдущие герои Шпаковского (Ковалев в романе "Конница", Денисенко в романе "И на Тихом океане..."), Глебов должен был являть собой, безусловно, сильную личность, неуклонного борца и проч. И, соответственно, как и персонажи двух первых романов, Глебов превращался в alter ego автора - в странного картонного паяца, конгломерат из комплексов и лозунгов. Шпаковскому, заметим, не откажешь в некоторых проблесках дарования: там, где речь идет о той или иной ипостаси "себя, любимого", читать произведение становится даже любопытно. Прилетев на Луну в мифическом "стратолете" (нечто вроде реактивного дирижабля - познания в технике у автора были столь же глубоки, как и у Кургузова), Глебов совершает две вещи: организует в лунном селе Илл (название беззастенчиво украдено у Обольянинова) коммуну и влюбляется в туземку Эл-ли. Причем, если первое дело дается передовому рабочему с "Электросилы" без труда, то с аборигенкой ему еще предстоит помучиться: бедняжка любит Глебова, однако поначалу находится в плену частнособственнических инстинктов и не желает переходить в коммуну. Правда, "перековка" Эл-ли в итоге все-таки происходит. Обнаружив, как весело и счастливо живут илловцы в организованном Глебовом колхозе, она, скрепя сердце, уступает его горячим просьбам.
Для полноты картины не хватало только классовых врагов, а потому во второй части романа (примерно на двухсотой странице) являются и они. Тут автор проявил некую толику странной фантазии. Оказалось, что антропоморфны у Шпаковского только "положительные" селениты, а отрицательные, враги коммуны, внешне напоминают огромных разумных рептилий, слегка уменьшенных динозавров из учебника зоологии. Логично было бы задаться вопросом, на каких же основах сосуществовали до прилета Глебова и, естественно, до колхоза обе эти расы лунян, и почему факт обобществления земли и скота одними стал причиной кровной обиды других. Но Шпаковский и не замечал таких мелочей. Его выдумка позволила отличать "классовых врагов" от трудолюбивых лунитов-колхозников невооруженным взглядом, а заодно делала наглядным чисто газетный штамп насчет "звериного оскала кулачества". Очевидно, что "классовая борьба", по Шпаковскому, превращалась в геноцид чистейшей воды: один разумный вид жителей Луны "искоренял", во имя неких довольно абстрактных (да еще и привнесенных Бог знает откуда) идей, другой разумный вид. И все это - под лозунгом "построения светлого будущего"! Если бы не изнурительная серьезность, с какой Шпаковский нагромождал свои жестокие выдумки, можно было бы даже предположить, что "Вспашка" - необычайно злой и остроумный памфлет и на "коллективизацию", и на всю пропагандистскую литературу о ней. (Кстати говоря, на Западе, где "Вспашку" оперативно перевели уже в 1935 году, многие и полагали роман закамуфлированной смелой сатирой на сталинский режим; Джордж Оруэлл вспоминал, что свою "Ферму животных" он написал не без влияния романа Ник.Шпаковского.) В принципе, пародийным сегодня выглядит даже название романа, ибо всерьез представить мертвый лунный грунт в качестве объекта вспашки и сева, даже сильно напрягшись, невозможно. Сам же Ник.Шпаковский видел в своем названии, напротив, нечто глубоко символичное - первая борозда, проведенная трактором, знаменовала для автора явную победу "светлых" сил над "темными"...