Человек, когда начинал свою фразу, стоял ко мне спиной в дальнем конце комнаты, а когда заканчивал свой вопрос, оглянулся, посмотрел на меня и улыбнулся.
Комната была узкая, длинная, без окна. В ней было очень много предметов. Полки, шкафы, металлические шкафы типа сейфов, какие-то коробки, рулоны и, чёрт знает, что ещё. Отдельно стоял шкаф без дверцы, в нём ярко горела белая лампа, и в этом шкафу висели фотоплёнки, очень много.
— Ну что, юноша, можете вы сформулировать, куда и зачем вы пришли, как вы сказали, записаться? — продолжил хозяин комнаты.
Я не смог сформулировать и молчал. Я усиленно думал, что же ответить и сильно хотел уйти, полагая, что у меня и без того сложная жизнь, чтобы ещё формулировать то, что я не хочу формулировать.
А человек смотрел на меня и улыбался. У него было очень необычное лицо. Тонкие, довольно длинные волосы соломенного цвета не имели определённой причёски, и в беспорядке обрамляли лицо, закрывая уши. Светлые глаза улыбались, чёткий выразительный рот улыбался, лицо его, очевидно подвижное и имевшее большие мимические возможности, было худым и вытянутым, с острым, гладко выбритым подбородком. Но главной, не забываемой и уникальной составляющей его лица, был нос. Он был похож на… острый клюв. Но клюв не орлиный, а клюв неведомой птицы. Нос был прямой, без горбинки, длинный, но не торчащий вперёд, а своим остриём направленный вниз. И крылья этого носа были точно нарисованы. Дружеский шарж или карикатуру на этого человека рисовать было, видимо, очень легко. Нос его сам по себе казался карикатурным.
Верхнюю одежду он снял и остался в светлой клетчатой рубашке, расстёгнутой до середины его не совсем атлетической груди. Потёртые, но чистые джинсы очень обтягивали его тонкие кривые ноги, эти джинсы книзу заканчивались небольшими клёшами. На поясе был широкий кожаный ремень с большой пряжкой. Очевидно, этот человек слушал и любил хард-рок.
— Ладно, ладно, не обижайся, я шучу. Но на какие-то вопросы ответить придётся. Ты уже взрослый юноша, лет пятнадцать уже есть?
— Четырнадцать, — ответил я, польщённый и моментально оттаявший.
— Серьёзный возраст, — без иронии сказал он. — Зовут?
— Евгений.
— Запомню. А меня Владимир Лаврентьевич. Если будем общаться дальше, сокращай до Владимир Лаврентич, а то вообще не выговоришь. Ну, давай побеседуем, садись. — он предложил мне табуретку, а сам сел рядом и уставился на меня. — Фотографировать умеешь?
— Нет, не умею, — быстро ответил я.
— Камера есть?
— Что?
— Фотоаппарат есть?
— Есть
— Какой?
— Новый, — ответил я.