Сидя у окна вагона, Этьен вспоминал все, что ему в те дни необходимо было помнить.
Перед его закрытыми глазами проходили вереницей все, с кем он сотрудничал в последние месяцы. Ему еще предстоит очная ставка с тем, кто предал.
Не хотелось думать, что его выдал Паскуале, – скорей всего, Паскуале сам стал жертвой чьего-то предательства.
Может быть, Блудный Сын? О нем тоже не хотелось думать плохо, хотя его биография давала некоторые основания для тревоги. Отец – крупный судовладелец, у него свои верфи в Специи и в Генуе. Может, Блудный Сын не выдержал допросов, пыток и выдал товарищей, рассчитывая на то, что отец поможет освободиться своему раскаявшемуся отпрыску, разыгравшему «Возвращение блудного сына»? У отца огромные связи, огромные деньги, он много сделал для итальянского военного флота, может рассчитывать на заступничество самого дуче.
Но еще больше подозрений вызывал у Этьена муж Эрминии. Все-таки не случайно Этьен так встревожился, когда его застал в фруктовой лавке Маурицио! Красивый парень с характером, который можно определить словами «бери от жизни все». В подпольной борьбе самое опасное – когда человек любит прихвастнуть, а кроме того, часто наступает на пробку. Хвастун может легко проболтаться в компании приятелей, перед которыми ему захочется побахвалиться. Хвастовство – самый опасный порок у того, кто обязан держать язык за зубами и строго придерживаться правил конспирации. Маурицио во власти оскорбленного тщеславия, он любит вспоминать, как его в армии обошли чинами, наградами, и начинает объяснять случайному собеседнику, почему обошли – из-за симпатии к антифашистам. А долго ли проболтаться, когда бутылка виноградной водки – граппы – уже распита?
В день прибытия Кертнера в Турин ему устроили несколько очных ставок.
Он отказался признать, что знаком с другими арестованными, за исключением авиатора Лионелло, своего летного инструктора.
Первая очная ставка состоялась с Блудным Сыном, тот держался отлично.
– Вы когда-нибудь видели этого человека? – следователь кивнул на Кертнера, которого ввели в комнату.
Вот не рассчитывал Кертнер увидеть в Турине того самого следователя в дымчатых очках и с лысиной-тонзурой, который допрашивал его последние дни в Милане.
– Уверенно сказать не могу… – неуверенно произнес Блудный Сын. – Может быть, видел, а может быть, и не видел. Этот синьор не врач? Кажется, я встретил его в местной больнице, когда пришел туда проведать одну знакомую. Впрочем, может быть, я ошибаюсь.
В тот же день состоялась очная ставка с Паскуале Эспозито. Кертнер отказался признать в нем знакомого. Кажется, он мельком видел синьора на палубе парохода «Патриа», а затем этот синьор почему-то оказался его соседом по столику в траттории у фабричных ворот «Мотта».