Губы Фаргала сжались в бесцветную нить. Но…
Кулак царя врезался в плечо сокта с силой, достаточной, чтобы сбить с ног менее крепкого мужчину.
– Нет, старина! – воскликнул Император и рассмеялся.– Будь у меня сын, он не был бы городским воришкой, убившим нерадивого стражника. Будь у меня сын…
– …он грабил бы целые государства! – подхватил Люг.– А уж убивал не сотнями, а тысячами, мой царь! Как ты!
– Точно! – Фаргал хлопнул себя по колену больной ноги и поморщился: – Тысяча демонов! Где этот бездельник лекарь?
– Здесь, мой государь.
Царский врач, ожидавший, когда его призовут, поспешно опустился на колени у ног царя, откинул край одеяния Фаргала и принялся разматывать бинты.
– Я не жалею о том, что преступник повешен! – заявил Фаргал.– Справедливость превыше всего!
И погрузился в молчание.
Лекарь копался в ране, что-то негромко бормоча.
Люг внимательно посмотрел на царя. И нарушил его раздумье.
– Знаешь,– проговорил он,– я тоже не могу забыть того мальчишку! Может, тебе поговорить с твоими магами? Или – с астрологом?
– Если тебя беспокоит, не мой ли это сын, то – нет! – отрезал Фаргал.– Мои маги единодушно утверждают, что детей у меня нет!
– Маги? – пробормотал Люг скептически.– Нам ли не знать, как они иногда ошибаются?
– Есть более надежное свидетельство! – сказал царь.
– Чье же?
– Мое!
– А все-таки с мальчишкой не так просто! – сказал сокт.– Клянусь Ашшуром, здесь замешана Судьба!
– С каких пор ты стал верить в Судьбу, Люг Смертный Бой? – Бровь царя поползла вверх.
Сокт не ответил.
Император Карнагрии поднялся. Лекарь, не успевший толком закрепить повязку, попытался протестовать, но Фаргал не обратил на него внимания. Он шагнул к сидящему сокту, возвышаясь над ним, широкий, могучий, как крепостная башня. Ласково потрепал по плечу.
– Пока я – Владыка Карнагрии,– произнес он с нежностью.– Я – твоя Судьба, Люг Смертный Бой!
– Да, мой царь,– проговорил сокт, не поднимая головы. Лицо Люга оставалось нахмуренным.
Когда процессия возвращалась из храма во дворец, три из пяти виселиц Судной площади были заняты. Но парнишки, о котором шла речь, среди повешенных не было.
«С этим следует разобраться,– подумал Люг.– Странные вещи происходят сегодня в Великондаре. Утром какой-то бродяга прикончил трех Алых… Жаль, что тупица-сотник бросил его труп в Великон! Потом этот мальчишка… Чье тело тоже пропало…»
Фаргал, прихрамывая, вернулся на свое место и позволил лекарю закончить дело. А потом еще с четверть часа просидел молча, погруженный в собственные мысли.
Царю недавно исполнилось сорок лет, но выглядел он тридцатилетним. И был так же силен, как в день, когда впервые сел на Кедровый Трон. Вот уже четыре года ни внешние, ни внутренние враги не осмеливались тревожить Фаргала. Воины его были лучшими в Империях, флот не уступал флоту соктов… Ну почти не уступал. А дружба последних делала Императора Карнагрии еще сильнее. Прислужники Аша, едва не погубившие Фаргала в первый год царствования и трижды угрожавшие его жизни в последующие пять лет, более не объявлялись в пределах Карнагрии. Не было и серьезных мятежей. И это – в Империи, где склонность к бунту – фамильная черта почти всех благородных Владык. Время шло, и даже тысячелетний свод законов и традиций Карнагрии обрел наконец некое равновесие с деятельной натурой Фаргала. Царь больше не сокрушал устои, а народ, в свою очередь, прощал царю некоторые отступления от Древности.