— Нет, я видела, что ты не испугался. Ты был спокоен. Хотела бы я быть такой спокойной, как ты.
— В твоем возрасте я тоже не был спокойным… Научился… Понимаешь, в таких случаях лучше игнорировать эмоции и уступить место интеллекту…
— Если бы все умели это, Эдвард, ты думаешь, никто не дрался бы и люди не убивали бы друг друга?
Она остановилась и прижалась вдруг ко мне, лицом в мою шею, в куртку на груди.
— Мы ведь не хуже французов, Эдвард, мы, может быть, лучше… Кому мы мешаем?
Я вдруг обнаружил, что она плачет.
— Эй, — я погладил ее по жестким волосам, — ты чего ревешь?
— Я вспомнила хозяина отеля… Они сделали мне больно! А подружка, Эдвард…
Я не дал ей пожаловаться, я встряхнул ее и повернул лицом к темной воде.
— Эй! В Париже у меня есть два друга — Тьерри и Пьер-Франсуа, они замечательные! Кроме этого, я знаю Жака и Катрин, и они замечательные. И в моем издательстве «Рамзэй» есть множество прекрасных французских людей. Не реви. Ты должна научиться чувствовать людей. Чувствовать способных причинить тебе зло и держаться от них подальше. И прекрати плакать! Глупо плакать у теплого моря, в Ницце, под такими созвездиями. Где же знаменитая бразильская жизнерадостность?! Возьми платок и вытри слезы!
«Ох, женщины, — вздохнул Эдуард-2, — они ведут себя как дети и требуют от нас, чтобы после этого мы ебали их, как взрослых самок!» Люсия послушалась, вытерла слезы и шумно высморкалась в мой большой платок. Воспользовавшись нашей занятостью, море лизнуло мои сапоги и полностью накрыло ее сникерс.
— Ой, море! — вскрикнула она, и мы отбежали от воды.
У лестницы, ведущей вверх, на набережную, дикие туристы и просто бродяги сообща разожгли нелегальный костер и теперь суетились вокруг него с кружками и бутылками красного столового.
— Пойдем ко мне? Выпьем еще, и если ты хочешь, будем делать любовь. Если не хочешь — не будем. Пойдем, Люсия?
Она задумалась.
— Бон суар! Идите к нам! — позвали нас от костра.
— Пойдем к тебе, Эдвард.
Мы напились. Мы выпили все содержимое мини-бара, который, слава Богу, вновь набили алкоголем. Люсия опять плакала, но уже от опьянения, и слезы ее смешивались со смехом. Я раздел ее и, разумеется, обнаружил, что она не трансвестай. Темная половая щель девчонки была того же возраста, как и девчонка, и была наполнена слизью. Я подумал, что она, может быть, уже несколько часов истекает желанием хуя, а я все разговариваю с ней о мировых проблемах и рассказываю о временах, когда я был бандитом. Маленькая и большебедрая, она доставила мне определенное, хотя и ограниченное, удовольствие своей вечнотекущей, крепкопахнущей щелью и звуками, неожиданно глубокими и густыми для такой маленькой девочки, которые она издавала. Увы, так как я был очень пьян, акт наш продолжался с переменным успехом несколько часов. И ничем не кончился. Только утром, с трудом открыв глаза, я решил, что следует оставить в темнокожей девочке мою сперму — символ покорения и освоения самки самцом. Солнце уже зияло в незадернутую шторой щель окна. Она молча сопела и упиралась в меня шершавыми ступнями, когда я, сжимая темный зад, ебал ее на боку, не желая смотреть в ее лицо. Почему? Может быть, в глазах-оливах оказалось бы выражение, которое помешало бы мне кончить. Я кончил в подозрительно горячую цыганочку и опять уснул с моим членом в ее щели, поцеловав ее в спину.