Американские каникулы (Лимонов) - страница 224

— Но мы-то думали, что это бандиты! Как отличить размахивающего револьвером полицейского в гражданском от бандита? — Эжен еще энергичнее захрустел руками и зашагал на месте.

— Комиссар утверждает, что среди них был один полицейский в униформе. Шофер.

— Ложь! И первый мэк, ломившийся к нам в «фольксваген», был в гражданском! Никто из нас не видел ни клочка полицейской формы!..

Меня вывели на допрос после вернувшегося мокрым и красным Эжена. Преодолев несколько колен коридора, я вошел в комнату, так же густо наполненную дымом, как и наша камера. Лысый, мускулистый человек в синей рубашке с закатанными до локтей рукавами сидел за серым металлическим столом. Рядом развалился, нога на ногу, персонаж в полицейской форме. Какой из них комиссар? Я выбрал в комиссары мускулистого, с закатанными рукавами. Из-под рубашки под самое горло выползала белая тишорт. Я сказал:

— Бонжур, мсье! — и скромно примостил задницу на край стула, на который мне указал мускулистый.

— Вы — советский русский, мсье? — с осторожной ласковостью спросил меня тот, кого я сам назначил комиссаром.

— Нет, — сказал я. И больше ничего не сказал.

Комиссар поскучнел. Может быть, он лелеял надежду, что я окажусь крупным советским шпионом и он, комиссар, раскроет мой террористический заговор?

— Если вам трудно объясняться по-французски, инспектор немного говорит по-английски, он переведет. — Инспектор утвердительно качнул ногой в полицейском ботинке. — К трем часам приедет переводчица с русского, и тогда мы сможем зарегистрировать ваши показания.

— Мадам Давидов прекрасно владеет русским. Она могла бы перевести мои показания, — сказал я по-английски, гладя на инспектора.

— Мы не можем воспользоваться услугами мадам Давидов по техническим причинам. Она обвиняется в том же преступлении, что и вы. — Инспектор употребил слово crime.

"Ну уж так прямо и crime! — подумал я. — Разве если расценивать как crime пребывание в «фольксвагене. Это они совершали крайм, ваши полицейские. Пытались меня угрохать». Однако, разумный, я не стал их оспаривать.

— Мсье комиссар?! — сказал я. — Могу ли я позвонить моему издателю? У меня с ним свидание в 12.30?

Они обменялись несколькими фразами.

— Давай номер! — сказал комиссар.

Я, не умея произнести, написал на куске бумаги номер. Комиссар сам, какой почет, набрал мне его. Калипсо в издательстве сняла трубку и, очевидно, сказала, как обычно, скороговоркой:

— Издательство «Рамзэй». Бонжур!.. — Комиссар передал трубку мне.

— Калипсо, бонжур. Это Эдуард Лимонов. Могу я говорить с Коринн, пожалуйста?