Все посмотрели на меня, как на сумасшедшего.
— Ты хочешь уйти из «Эксцесса»? — спросил Ричард, пораженный. — Но мы должны дождаться Сашу?.. — быстро добавил он, увидев, что я с критической усмешкой разглядываю внутренности «Эксцесса» и их содержимое.
Уйти из «Эксцесса»? Какой ужас!.. Небольшое пространство вокруг бара было битком набито телами, и несчастные посетители должны были прижимать свои дринки крепко к груди, чтобы не разлить их в момент, когда очередной пришелец протискивал свое тело между другими телами. Дальний край толпы терся спинами и боками о первые столики и стулики ресторана и о спины и локти поздно обедающих других «претендерс» — выпендрежников. Метрдотель — мордастый парень в черном жилете и черных брюках — выкрикнул: «Лейбовиц!» и тотчас убежал в кухню. Толпа засуетилась — и сразу несколько человек ринулись к столикам из толпы. Метрдотель опять появился и растерянно уставился сразу на нескольких Лейбовицев, нагло глядящих на него.
— Столик на двоих? — переспросил мордастый, заглянув в книжку. — А вас? — Он пересчитал столпившихся перед ним Лейбовицев. — Пять.
Оказалось, что один Лейбовиц был фальшивый и с ним были двое друзей. Настоящий Лейбовиц показал мордастому мэтру свои водительские права, и ненастоящий Лейбовиц был изгнан, хитрец, обратно в толпу.
— Полным-полно претендерс, — обратился я к Ричарду, вздохнув.
Ричард кивнул, но, разумеется, и речи не могло быть о том, чтобы покинуть модный в этом сезоне «Эксцесс».
— Хочешь квайлюд? — прошептала Эвелин, вернувшаяся из туалета.
— Хочу, — заявил я, и она горячей рукой сунула мне в руку квайлюд.
Я бросил квайлюд в рот и, с трудом протиснув руку вниз — толпа сдавила нас еще сильнее, — пожал благодарно горячую руку драг-дилера.
— Выпьем? — предложил я команде.
— Выпьем, — согласился Ричард, записывая что-то в записную книжку.
Книжку он небрежно положил на плечо маленького Эдварда, который затих, очевидно, с нетерпением ожидая обещанных френч-герлс. Я заглянул в книжку. Ричард писал стихи!
Мы протиснулись к бару и заняли единственно доступное более или менее место — у входа в бар. Доступным оно было потому, что официанты все время сновали в бар и из бара и, очевидно, привыкнув к жесточайшим условиям труда в «Эксцессе», не всегда оповещали стоящих на их дороге посетителей о своем приближении. В результате пиво маленького Эдварда, за которое после некоторого всеобщего замешательства заплатил я, выплеснулось ему на тишот. Эвелин тоже пригубила пиво, я и Ричард пили джин-энд-тоник. Становилось душно. Все более душно, говоря точнее, потому что вначале тоже было плохо.