Потом он начал звать Протасова. Не потому, что надеялся, будто здоровяк сможет прийти на выручку. «Прости, Валерка! – скулил Армеец. – Прости друг, я смалодушничал».
Он смалодушничал, мягко говоря. Уступил страстному желанию выжить, и только для того, чтобы угодить еще в большую беду. Уж лучше было лежать рядом с Валерием, с относительно чистой совестью, а не ждать, когда сюда заявятся взявшие его головорезы, с длинным счетом, паяльной лампой и пассатижами. Как там говорил один из героев Стивенсона: И те из вас, что выживут, позавидуют мертвым?
Когда, открываясь, заскрипела дверь, Эдик сжался и застыл, подумав, что за ним пришли, и был глубоко потрясен, разглядев на пороге молодую женщину. Широко открытые глаза и растрепанные волосы делали ее похожей на фурию. Женщина тяжело дышала и была явно очень взволнована, Эдик с тихим ужасом предположил, что это какая-нибудь бандитская вдова, пробравшаяся сюда тайком от остальных, чтобы свести с ним счеты. Чтобы вдоволь насладится его агонией. Сверху в подвал долетали пьяные крики, где-то там наверняка застолье было в разгаре, он – внизу, полностью беззащитен. Армеец, замычав, задергался на полу.
– Тише, тише! – зашипела на него фурия. В руке у нее тускло блестел клинок. У Армейца забурчал живот.
– Не надо, – взмолился он, извиваясь.
– Тс, – она приложила палец к губам. – Не бойтесь. – Я ваш друг.
– Друг? – переспросил Армеец, потрясенный этим открытием, надо же, у него, оказывается, появился друг, в таком-то месте.
– Враг моего врага – мой друг, не правда ли? – сказала женщина, опускаясь рядом с ним на колени.
– Не знаю, – пробормотал Эдик.
– Я вас сейчас освобожу, – сообщила она, – но вы, пожалуйста, на меня не кидайтесь с кулаками, с перепугу. Ладно?
Армеец обещал, что не будет кидаться.
– Кто вы? – спросил он. Женщина сказала, что это не важно, поскольку не имеет отношения к делу.
– А что и-имеет? – спросил Армеец, пока она пилила липкую ленту у него на ногах.
– Скоро они вас хватятся, – заверила Эдика незнакомка. – И меня, вероятно, тоже. Они сейчас пьют, но Поэтому, я думаю, тоже. Только, все равно другого ничего не остается. Если вы останетесь в камере, то не доживете до утра. В этом я нисколько не сомневаюсь.
– Почему? – спросил Армеец. Вопрос был глупым, ответ был очевиден и ему и ей.
– Как же вы не понимаете? – сказала женщина, пораженная его непроходимой тупостью. – Напившись, они, – она снова указала на потолок, – наверняка захотят поразвлечься. А какие по теперешним временам развлечения? Трахнуть кого-нибудь, например, меня, или устроить суд Линча над кем-нибудь, вроде вас. Хотя, тут такой контингент подобрался, что и вас, наверное, тоже могут трахнуть. Вы – симпатичный.