– Один раз, – продолжила Тамара, допив вино, – наверное, спустя полгода, как я родила ему второго сына, мы отправились в окрестности Орлиного гнезда. На его еле живом мотоцикле. Там тогда было полно уединенных мест. Захватили выпивку и еду в кошелке, с детьми осталась моя мама, она как раз приехала в гости.
– И что же случилось потом? – спросил Бонифацкий.
– Ну и, не знаю, как он, а я получила сполна этого экстрима, который он искал. Рано или поздно что-то такое должно было произойти. Нас таки застукали, когда мы занимались этим, плотно перекусив и выпив по бутылочке пива.
– Милиция? – предположил Бонифацкий заворожено.
– Если бы, – вздохнула Тамара. – Они неожиданно вышли из зарослей, человек десять, быть может, даже больше. Я, если честно, сбилась со счета. Потом. Они дали моему благоверному по ушам, просто так, чтобы мы поняли – это не шутка, а затем объяснили нам, в двух словах, что им от меня требуется, чтобы мы смогли разойтись.
– От тебя?
– Ну, естественно, от меня! Чего им было добиваться от моего дурака-мужа? Мотоцикл, как вы, наверное, понимаете, Вацлав Збигневович, их не очень-то интересовал. Тем более, на нем не уедешь вдесятером, верно?
– Они тебя изнасиловали? – догадался Бонифацкий, испытывая какое-то странное, немного болезненное любопытство.
– Не совсем так, – сказала Тамара. – Мне предложили отдаться добровольно, пообещав, что в противном случае, если я упрусь, обязательно изнасиловать, а потом и убить. И меня, и его. Будь хорошей девочкой, заявили мне эти негодяи, и поверь, тебе даже понравится, будешь просить еще. У меня, конечно, были кое-какие сомнения, на этот счет, но что прикажете делать?
Бонифацкий допил вино.
– В общем, – сказала Тамара, – все действительно оказалось не так уж плохо, как я воображала в начале. Конечно, было немного страшновато, но, когда до меня дошло, что никто не собирается делать мне больно…
– А муж? – спросил Бонифацкий.
– Сидел себе на пенечке, – Тамара улыбнулась. – Если честно, у меня не было ни малейшей возможности наблюдать за ним, я была слишком занята. Даже не знаю, сколько это длилось, возможно, час или даже два. Когда они, наконец, закончили забавляться со мной, вечерело. Они вымотались, каждый кончил, наверное, по несколько раз, что же касается меня, то… если честно, Вацлав Збигневович, я вообще потеряла счет оргазмам. Они сдержали слово, и, посмеиваясь, отправились восвояси, оставив меня в полуобморочном состоянии и моего Васю, честно скажу, не знаю, в каком.
– Что было потом?
– Мы молча отправились домой, – сказала Тамара. – Сначала я думала, что он оставит меня в лесу или даже прибьет. Или изнасилует. Не знаю, что было у него на уме, но, кажется, что-то подобное. Однако, он и пальцем меня не тронул. Наверное, понимал, что сам во всем виноват, или, по крайней мере, его вина в том, что случилось, ничуть не меньше моей. В конце концов, это ему не сиделось дома, и он не смог меня защитить. Правда, вечером я уже не очень-то жалела по поводу того, что он у меня такой худосочный. Не перебросившись ни единым словом, мы вернулись в Алушту. Сославшись на какую-то чепуху, вроде болей в животе, он отправился спать на чердак. Я его не удерживала. Мы прожили в молчании несколько дней, а через неделю он подал на развод, заявив, что никогда не сумеет забыть моего поведения, и никогда не простит мне того, что я вела себя, как последняя шлюха. Что мои сладострастные вопли будут звенеть у него в голове до тех пор, пока его не положат в гроб, если он каждый день будет видеть мою физиономию. Я не стала с ним припираться, нас, в конце концов, развели. Я переехала жить к маме. Напоследок заявила этому болвану, что, в отличие от него, ничуть на него не обижаюсь, и даже благодарна его придурям, потому что благодаря им узнала, что такое настоящий оргазм. Видели бы вы его рожу, когда он это от меня услыхал.