Сергей замерз и решил закрыть окна; поставил чайник и глубоко задумался. Он ничего не боялся, кроме одного – опять надолго расстаться с Лидой. Или с Антонией? Какая разница! Дело не в имени, а в том, что ему нужна была только она, одна-единственная, неповторимая и желанная. Она подходила ему, как не могла подойти никакая другая женщина. Если они ничего не предпримут для своей безопасности, то никогда не смогут жить спокойно. Риск в данном случае оправдан. Главное, чтоб все получилось.
Он посмотрел на часы, и тут зазвонил телефон. Сиур был точен. Он выслушал Горского, похвалил его за хорошую работу. Они договорились звонить друг другу в условленное время.
– Вадим, наверное, приедет к тебе. Одному быть опасно, раз в квартире кто-то побывал. Там обсудите, как быть дальше.
Пока все шло по плану. Небольшие коррективы дело обычное. Сиур был доволен. Он просидел до вечера, выпив огромное количество кофе и отбросив сотни вариантов развития событий. Вадим уехал к Горскому, и это даже лучше. Одному легче думается. У них была пара шансов из ста, но и их стоило непременно использовать. А вдруг? Чем черт не шутит?!
Вадим договорился с Сергеем, что не будет выходить из квартиры, во всяком случае, днем. Пусть все думают, что Горский живет один. Пьет с горя. И в пьяном состоянии ничего не соображает. Едва до дома может добраться, почти ползком.
На следующее утро Сергей встретил в знакомом кафе «отца» Вассиана, который несказанно обрадовался, бросился с объятиями и пьяными поцелуями.
– Вот и ты! Оклемался, значит. А я уж думал, ты стал трезвенником после монастыря! Это бывает.
– Бог миловал! – Горский удивился тому, что искренне рад видеть Вассиана. Даже притворяться не надо. Жизнь в обители сблизила их. Они встретились, как добрые друзья.
Водку пить не хотелось. Сергей старался больше подливать «батюшке», благо тот уже не в состоянии заметить это. Разыгрывать пьяного оказалось нетрудно, только очень скучно. Он с трудом досидел положенное время.
Сиур решил не говорить Горскому, что будет наблюдать за ним, чтобы тот вел себя естественно. А то с непривычки будет крутиться, оглядываться и напрягаться без толку.
Вадим целыми днями спал, а по ночам уходил куда-то. Он любил ночь, как любят ее демоны тьмы, видел в темноте, как кошка, упивался ночными запахами и звуками. Ночь была его стихией. В темноте он чувствовал себя неуязвимым и легким, как ветер. «Ночной ветер» – так он назвал бы себя, если бы жил в американских прериях. Увы! Для жизни в каменных джунглях такое поэтическое имя не подходило.