Она не дала ему договорить; она его не слушала, озабоченная тем, что ей нужно было объяснить, высказать.
– Я спрашивала соседей, никто ничего не знает… Значит, это было ночью. Опять ночью. Артура тоже убили ночью.
– С чего ты взяла…
– Я знаю. – Нина очень серьезно посмотрела на Горского. – Артура убили. Он чувствовал. А я ему не верила…– ее глаза лихорадочно блестели. – Он боялся. Теперь я тоже боюсь.
Она вышла и через минуту вернулась с толстой, очень старой книгой в кожаном переплете.
– Пойдем. Ты будешь держать свечу, а я читать. Одной мне это никак не удавалось. Возьми! – она дала ему в руку желтую церковную свечку.
… Подите вы, силы праведные, к такому-то сякому-то вору, убийце, – забормотала Нина, глядя в книгу, – Будь ты, вор-убийца, проклят моим сильным заговором, в землю преисподнюю, в смолу кипящую, в золу горячую, в тину болотную, в плотину мельничную, в дом бездонный; будь прибит в притолоке осиновым колом, иссушен суше травы, заморожен пуще льда, окривей, охромей, ошалей, одеревеней, обезумей, оголодай, отощай, валяйся в грязи, с людьми не свыкайся, и не своей смертью умри…
Сергей не верил своим ушам. Он ходил за Ниной по опустевшим комнатам, держа горящую свечу, и не понимал, на каком он свете. Где-то невероятно далеко остался Париж с Елисейскими полями, кордебалетом[20] Мулен-Руж, огнями фонарей на набережной Сены, островом Ситэ со знаменитым собором Нотр-Дам, громада которого напоминала ему об Эсмеральде[21] и о любви несчастного уродца, Эйфелевой башней, маленькими уютными бистро, запахом жареных каштанов на узких улицах…
Он вернулся на родину. Свеча потрескивала, и расплавленный воск обжигал ему пальцы. Женщина в шерстяной шали, с тяжелым узлом волос на затылке, бормотала прерывающимся голосом:
– …Пойду, благословясь, из избы дверями, из дверей в ворота, из двора во двор, под красное солнышко, под чистое поле, в чистом поле стоит святая Божия церковь, сами царские двери растворяются, сам раб Божий заговаривается от колдунов, от ведунов, кто на меня лиху думу думает, тот, считай, в лесах лесок, в море песок, а на небе звезды, во веки веков, аминь, аминь, аминь…
Сергею казалось, что он видит заколдованный сон. Между синих елей стоит высокий терем, а в тереме том царь-девица, из окошка ему улыбается, ручкой белой манит… И стоит в том лесу зеленый туман, и пахнет в том лесу то ли смертью лютой, то ли любовью, как стрела, острой, что впилась в сердце молодецкое. И стекает кровь алая по кафтану парчовому, жемчугами заморскими расшитому, стекает в землю сырую, вся, до капли…