Тина еще глубже зарылась под плед, в ужасе от того удовольствия, с которым она вспоминала ночной безумный хмель… Хорошо, что здесь, по крайней мере, нет окон, и ей не придется показываться на свет дня, тем более смотреть на мужчину, с которым она… О, нет! Однако же надо как-то вставать, одеваться, наконец. Не может же она лежать под одеялом до бесконечности…
Нужно, чтобы он все-таки что-то сказал, как-то объяснился. Этот Сиур, похоже, довольно бесцеремонен с женщинами. Сколько же у него их было? Какой стыд, что ее даже это не особенно интересует. Какая разница? Имеет значение только то, как он теперь поведет себя.
Она точно знала, чего ему не следовало делать и говорить. Полное отсутствие опыта компенсировалось отменным чутьем, которое являлось врожденным, как и все самые ценные свойства ее характера.
Сиур вошел в комнату с дымящейся чашкой темного душистого чая на блюдце, придвинул низенький столик и поставил на него чай, затем положил в камин несколько поленьев и разжег огонь. Несмотря на летнюю жару, в цокольном этаже коттеджа было довольно прохладно. Он старался проделывать все это тихо, думая, что Тина еще спит.
На улице вовсю свистели и чирикали птицы, носились по ясному небу, солнце прорезало густую листву золотыми лучами, от высокой сочной травы поднимался густой запах, темные стволы деревьев, сыроватые на ощупь, были шершавыми и холодными. Сиур сорвал несколько веток белоцветущего кустарника, стряхнув с них несколько жужжащих пчел и прозрачную росу, вдохнул приторный медовый аромат, и медленно пошел к дому. Как хороша была земля, пышно заросшая кашками, синими петушками, одуванчиками, высокой крапивой и полынью! Бабочки, шмели, пчелы, жуки, кузнечики, стрекозы шумно резвились среди всего этого душистого разнотравья.
Он осторожно шагал по узкой тропинке, думая о женщине, которая спала у огня. Неужели это его сердце замирает, как у влюбленного мальчика? Странно и необычно… Сиур подумал, что он оказался у нее не первым, и с удивлением заметил, что его это не кольнуло, не задело, – вообще никак. Он желал ее такую, как есть, ничего не прибавляя и не убавляя, не предъявляя никаких претензий ни к ее прошлому, ни к ее будущему. Кстати, какое будущее их ждет? Не все ли равно? С нею он готов встретить любой вызов жизни и достойно на него ответить. Ничего непреодолимого не бывает для тех, кто жив. Главное, что теперь ему есть ради чего рисковать, прилагать усилия и достигать.
Он принес влажные, густо усыпанные цветами ветки, и положил на шкуру у камина, с благоговением, словно на алтарь, не переставая удивляться самому себе. Свежий, горько-медовый запах распространился по комнате. Тины не было.