Так и произошло: тиски, сдавивишие голову, ослабили свою хватку, в глазах прояснилось, тупая боль затаилась где-то в затылке. Но это уже было терпимо. Человек несколько раз глубоко вздохнул, открыл глаза, и направился к выходу. Он ничего не взял в квартире, да и не в этом заключалась его цель. Выйдя из подъезда, он быстро нырнул в заросший кустами сирени, огромными старыми липами и тополями, переулок, и неторопливо зашагал в сторону метро. Ничем не примечательный, похожий на тысячи других, спешащих по своим делам прохожих, он влился в их поток и затерялся в нем.
Любая станция подземки в это время, в центре города, практически всегда полна пассажиров. Человек в черном не любил душные сквозняки, создаваемые едущими из туннеля в туннель поездами, темное мелькание в окнах вагона, стук колес по уходящим, словно в небытие, рельсам. В метро он не то чтобы нервничал, но чувствовал себя крайне неуютно и старался по мере возможности пользоваться наземным транспортом. Но сейчас ему приходилось выступать в роли дичи, по следу которой идет стая гончих. Он всегда знал, что когда-нибудь это обязательно произойдет, – если будешь охотиться за другими, то рано или поздно сам станешь объектом охоты. Человек был готов к этому, и старался, чтобы его не застали врасплох.
В вагоне оказалось несколько свободных мест. Он сел рядом с худющей бабулькой в довоенной панаме и разношенных туфлях, и с облегчением закрыл глаза. Его слегка подташнивало, головная боль давила затылок… Перед глазами снова возникло ночное шоссе, нескончаемый бетонный забор, и похожий на него бедолага, неровной походкой идущий по замусоренной обочине… визг резины, глухой удар, жуткий чвякающий звук… Он сцепил зубы и глухо застонал.
– Тебе плохо, сынок?
Бабулька участливо смотрела на него, прищуривая близорукие глаза.
– Нет, все хорошо, голова немного болит.
– Таблетку дать? Я всегда с собой вожу.
Она было начала рыться в сумке, но он остановил ее. Бабкин убогий вид вызвал у него тягучую мерзкую жалость. Ему захотелось дать ей денег, но если бы он так сделал, она наверняка бы его запомнила. А это уже лишнее.
– Спасибо, не надо. Я не пью таблеток.
К счастью, бабке пора было выходить, и она, кидая на него сердобольно-сочувственные взгляды, засеменила к дверям.
Пассажиров в вагоне становилось все меньше – поезд приближался к конечной станции. Человек в черном снова погрузился в свои мысли. Где он мог видеть ту женщину, с фотографии? Странно… память словно перелистывала одну страничку жизни за другой, в поисках нужных сведений. Пожалуй, это было в детстве, когда он мальчиком ездил с бабушкой к родственникам в Ленинград. Они тогда жили в огромном сыром каменном доме, фасад и фундамент которого покрывала тускло-зеленая плесень. Под окнами сонно катила между гранитных берегов свои грязные свинцовые воды Нева. Город тогда ему не понравился, показался мрачным и зловещим. Постоянно серое небо моросило дождем, на маслянистых волнах каналов покачивался мусор, с залива дул холодный северный ветер…