деревне Метеля, явно преобладают нездоровые суеверные настроения. В связи с вышеизложенным, вношу предложение: внедрить в деревне Метеля секретного сотрудника для постоянного наблюдения и контроля за умонастроениями местного населения, в котором все еще преобладает темный и отсталый элемент. Суеверным настроением могут воспользоваться враги Советской власти для проведения вредительской работы.
По предварительной разработке таковым сотрудником мог бы стать фельдшер тов. Широков П. Ф., беспартийный, идейно выдержанный. Соответствующая беседа с ним проведена, задачи текущего момента им поняты правильно.
Начальник управления НКВД СССР
по Башкирской АССР _________
Резолюция на докладной записке: «Согласен. Оперативное имя – Доктор».
* * *
23 мая 1962 г.
Москва, Генеральный штаб
Вооружённых сил СССР
В маленькой комнате ярко горела сильная лампа, хотя за стенами этой комнаты во всю ширь и высь безмерно-голубого неба весело сиял горячий майский день.
Что совершенно естественно: день разливался за стенами, но не за окнами. Их в комнате отродясь не было, ибо это была не просто комната, а секретный кабинет – рабочее место одного из многих шифровальщиков центрального аппарата Министерства обороны и Генштаба СССР.
Шифровальщик этот – молодой красивый капитан, похожий на французского артиста Жана Маре – привычно-бегло писал карандашом в толстой тетради, каждый лист которой был прошит, пронумерован и проштампован особой печатью. Кроме тетради на рабочем столе капитана лежал лист бумаги, заполненный множеством цифр, символов математических и символов совсем загадочных, что в совокупности казалось нелепой абракадаброй – и конечно, было совсем не так. Хаотичная писанина являла собой сложный и эффективный шифр, одну из новинок криптографии. И уж разумеется, этот листок тоже был украшен синей печатью.
Капитан управлялся с текстом лихо, как учёный китаец с родными иероглифами. Оно и понятно: иначе б его здесь не держали. Можно сказать, что он работал автоматом, переводил каракули на русский, не вдумываясь в содержание. Собственно, многое из того, что ему доводилось шифровать и дешифровывать, так и оставалось непонятным – от него не требовалось понимать. Он к этому привык, не испытывал ни малейшего комплекса неполноценности. Армия есть армия, а местом своим в Генштабе он дорожил, так как далось оно ему очень даже непросто.
Вот и сейчас он быстро переписал шифровку в тетрадь. Прочёл. Оторопел. Прочёл ещё раз.
Тёмные прямые брови приподнялись. Он потёр ладонью лоб.
– Вот те, бабушка, и Юрьев день… – пробормотал он вполголоса.