— Черт с ними, с ногами, — сказал я. — Облажались вы капитально. Не закрывается дело.
— А мне-то что? — Вася пожал крутыми плечами. — Сегодня не закрыли, завтра закроем. И Шота тут ни при чем. И Гиви тоже ни при чем.
— Как бы не так, — сказал я. — Шота мне еще вчера разрекламировал этот ваш цирк с чистосердечным признанием. Вопрос в другом: чья это была идея — подставить мальчика?
— Шотик сам это предложил, — сказал Вася после долгой паузы. — Мне-то на фига такое выдумывать? Я пацана этого сегодня утром первый раз увидел. Я против него ничего лично не имею. Нужно было какой-нибудь висяк закрыть, а Шота предложил это дело. Я согласился, мне все равно...
— Большое спасибо за информацию, — вежливо произнес я.
— Эй ты, — окликнул меня Вася, когда я уже двинулся в обратную сторону. — Ты только не трепись Лису про Шоту и прочее...
— Я трепаться не буду, — пообещал я. — Только и Лисицын не дурак, может сам догадаться. Или уже догадался.
— Черт, — с досадой сказал Вася и закурил новую сигарету. Моя душа тоскливо заныла от запаха табачного дыма, но я скрутил душу в комок и зашагал назад. Прошагал я метров десять, а потом на меня налетел подполковник Лисицын.
— Ага, — сказал он и с неожиданной силой притиснул меня к стене. Глаза его блестели охотничьим азартом, а губы были обиженно сжаты.
— Что-то случилось? — просипел я.
— Ты мне сейчас все объяснишь, — самоуверенно заявил Лисицын. — Весь этот бардак! От начала и до конца!
— От начала? Ну, сначала Бог создал землю...
— Не придуривайся! Куда ты сейчас бегал?
— В туалет.
— Туалет в другой стороне.
— Поэтому я теперь бегу обратно.
— Что ты там ржал у меня в кабинете? Когда я сказал про Веретенникова?
— Про депутата городской думы? Который вроде бы любовник Тамары и организатор убийства Джорджадзе?
— Ну, это моя версия, — чуть умерил пыл Лисицын. — Что в ней смешного?
— Видите ли, Лев Николаевич... — осторожно начал я. — Я однажды имел несчастье повстречаться с депутатом Веретенниковым...
— Ты — с ним?! — не поверил Лисицын. — И что?
— Я ему морду набил. И пару зубов выбил.
— О господи! А за что?
— За дело. Я тогда работал в «Золотой антилопе», и моим долгом было следить за порядком в зале и вышвыривать на улицу людей, которые мешают другим отдыхать. Веретенникова я вышвырнул. Сначала набил морду, а потом вышвырнул.
— Был бы жив твой отец, он бы тебе всыпал! — с чувством сказал Лисицын. — За такой беспредел...
— Веретенников — педераст, — сказал я, и подполковник сразу замолчал. А потом покраснел.
— Чего? — переспросил он минуту спустя.
Я повторил.