— Десять процентов, — сказала Тамара.
— Двадцать, — предложил я.
— Десять, — повторила Тамара. — Десять процентов, десять дней, которые дал тебе Гиви. Пусть будет симметрия.
Она напомнила мне про Гиви Ивановича, и я был вынужден признать — про себя, естественно, — что в принципе никакого выбора у меня нет. Десять дней, десять процентов. Чертова симметрия. Я с ностальгией вспомнил еще недавнее время, когда не знал, чем заняться, и мучился бездельем. Ну вот — нашел себе занятие. Очень может быть, что этого занятия мне теперь хватит до конца жизни.
Тамара подвезла меня до подъезда, и мы расстались — без особой теплоты. Как и положено расставаться двум людям, которые знать друг друга не знали, пока их не схватили и не сковали одной цепью. Цепью несчастья.
Дома я лег на диван и долго смотрел в потолок. Вероятно, мне нужно было обдумать план действий на завтра — куда пойти, с кем переговорить, где взять информацию... Только ничего подобного мне в голову не лезло. Лезло другое: я вспоминал все, что случилось с утра понедельника, и не мог отделаться от ощущения, что события скручиваются стремительной воронкой и меня со зловещим урчанием засасывает в эту воронку. Прошло меньше двух суток, но они вместили в себя смерть Георгия Эдуардовича, мой визит в отделение милиции, встречу с Тамарой в офисе, поход в ресторан и бегство оттуда, поездку к Гиви Ивановичу с последующим мордобоем... За прошлую неделю у меня не было и половины таких приключений. Время как будто уплотнилось, сжалось. А вместе с ним сжимался и я, потому что прикидывал, что будет дальше, если события станут развиваться в таком темпе: если понедельничный знаковый ПэЦэ и дальше оправдает себя. Как-то нехорошо мне было после таких мыслей. Хотелось выпить и тем самым смыть тревожные мысли, будто водой из унитазного бачка. Я позвонил Лимонаду.
Тот, как юный пионер, был всегда готов, тем более что вчерашняя бутылка в его холодильнике уцелела и даже остыла до приятной в летнюю пору температуры. Я выпил первую рюмку, и зубы обдало ледяным холодом, а внутри стала медленно разливаться теплая волна.
Вторую рюмку я тоже выпил молча, а после третьей Лимонад счел, что дальнейшее молчание просто неприлично. Он икнул, почесал пятку и спросил:
— Ну, а как вообще? Жизнь, я имею в виду.
— Терпимо, — сказал я. — Вот, предлагали стать самураем.
— Круто, — оценил Лимонад.
— Я отказался.
— Тоже нормально, — согласился Лимонад. Для него главным было не расстраиваться, и Лимонад надежно держался за этот принцип. — Что хорошего в этих самураях? Ходишь как придурок в халате и мечом машешь...