– В таком случае все остальные новости – вкратце.
Во-первых, Вербицкие… Они, если я не ошибаюсь, завтра собираются за границу.
– Не может быть. Я только вчера с ними виделась… Откуда вам это известно? И куда же, если не секрет?
– В Ниццу, если не передумают. Господин Вербицкий сегодня весь день оформлял паспорта на выезд, а в этом ведомстве у меня…
– Странно.
– Да, и по-моему, это неожиданность для него самого. Во всяком случае, судя по его виду.
– Это действительно странно. И это еще не все?
– Разумеется. Напоследок я припас самое интересное…
– Даже не могу себе вообразить…
– У Ирочки есть жених.
– Вербицкой?
– Именно. И помолвка назначена на весну, когда святое семейство намерено вернуться в Саратов.
– И кто же он?
– Некий Алтуфьев или Олтуфьев, если вам что-то говорит это имя.
– В первый раз слышу, кто таков?
– Смазлив, хоть и не первой свежести, – скривился Петр Анатольевич, – бывший гусар, ныне проживает в Тамбовской губернии, богат… Пожалуй все.
– Да откуда он взялся?
– Понятия не имею. У меня такое ощущение, что они едва знакомы… И с помощью этого скоропалительного союза торопятся спрятать концы в воды.
– В сочетании с неожиданным отъездом – более чем подозрительно.
– Не будем торопиться с выводами, но я бы дорого отдал, чтобы посидеть у них под столом во время семейного совета.
– Боюсь, что согласилась бы составить вам компанию.
Петр Анатольевич расхохотался и стал прощаться, оставив меня наедине со своими новостями.
Во сне я любезничала с Дюма, пила шампанское с гусарами и вообще вела себя крайне предосудительно. Но, несмотря на это, утром проснулась отдохнувшей и, подойдя к зеркалу, не заметила никаких последствий вчерашнего обжорства.
* * *
Далее события развивались столь стремительно, что, боюсь, не сумею сохранить ту неторопливость и последовательность повествования, что всеми силами пыталась сохранять до сих пор.
За несколько последующих дней произошло столько событий, что если придерживаться прежней манеры письма, то придется растянуть этот роман на несколько томов. А мне бы этого не хотелось. Поэтому любители неторопливого чтения могут на меня обижаться, но я возьму на вооружение принцип репортажа, или даже фельетона, столь популярного в наше время, и только таким образом надеюсь уложиться в более или менее пристойный для романа размер.
Тем более, что вторая половина девятнадцатого века уже приучила нас к иным скоростям передвижения и передачи информации. Телеграф и железная дорога – вот признаки новой жизни, какой она представляется мне лет эдак… Не буду загадывать, но думаю, что грядущее изменит нашу жизнь гораздо стремительнее, нежели мы себе представляем. И тот, кто не хочет отстать от жизни, должен постепенно переходить на новые рельсы, используя это прогрессивно-железнодорожное выражение. А как убеждают нас ученые – страну нашу ожидает невиданный технический прогресс.