Впрочем, тетушкино наследие заставило меня пересмотреть многие «незыблемые», как мне казалось, постулаты, и за одно это уже, безусловно, я должен быть ей благодарен. Нет в жизни ничего глупее, чем застышие заблуждения и канонизированные ошибки. Как, например, та, что люди середины прошлого века – это чуть ли не инопланетяне, во всяком случае, полудикие существа с принципиально иным мышлением и представлениями о жизни вообще. Такие заблуждения весьма распространены даже в самых просвещенных кругах. Совершенно заслуженно считая литературу тех лет вершиной человеческого духа, мы, тем не менее, воспринимаем своих не таких уж далеких предков с легким снисхождением, чтобы не сказать – пренебрежением. Как будто, благодаря присутствию на наших столах компьютеров и прочей белиберды, мы по сравнению с ними достигли невиданных высот. И даже такая безобидная информация, что в те времена уже существовала фотография и метро (в Лондоне, во всяком случае, оно открылось в 1863 году) кажется нам едва ли не парадоксом и как-то не укладывается в голове. Мы забываем, что вся сегодняшняя научная парадигма базируется на открытиях тех лет, да и все наши представления о мире и космосе, несмотря на пресловутые «полеты вокруг шарика» и «атом в каждом доме», не претерпели с тех пор сколько-нибудь серьезных изменений…
Но что-то я не в меру разболтался, прошу прощения за такое пространное отступление у терпеливого и снисходительного читателя и обещаю впредь не использовать во вред роману своих родственных связей с автором. И чтобы частично загладить свою вину, напомню: Катенька находится в эту минуту в каземате и обдумывает причины своих злоключений. К неожиданным выводам ее заставляет прийти роман «Граф Монте-Кристо», который она захватила с собой в тюрьму.
Переводя мои размышления в практическую плоскость, это значило следующее: то что я попала в тюрьму по столь нелепому обвинению, наверняка должно было быть результатом происков моих неведомых врагов. А так как за все прожитые мною двадцать семь лет я так и не смогла вспомнить ни одного мало-мальски серьезного недоброжелателя в своей жизни, то в поисках таковых мне пришлось обратиться к жизни своего покойного мужа. Кто-то желал отомстить мне за что-то, что при жизни совершил мой Александр. Вывод довольно сомнительный, хотя бы потому, что в нем присутствовало сразу два неопределенно-личных местоимения – «кто-то» и «что-то». Но сколько я ни ломала голову в тот вечер, ничего более определенного мне на мысль не пришло. А чтобы немного отвлечься, я решила вспомнить своих друзей. В отличие от врагов, у меня их было немало, и с каждым часом я все лучше понимала, что обратиться к ним – это самое мудрое, что я могу сделать в подобных обстоятельствах. Среди них было немало сильных и влиятельных особ, одно слово которых могло бы исторгнуть меня из рук Алсуфьева. Так мне, во всяком случае, казалось в тот вечер. Но самое сложное в моем положении было то, что сообщить своим друзьям о чем бы то ни было у меня не было никакой возможности.