не проделали со мной чего-то подобного, пока я валялась, опоенная клофелином или аналогичной одуряющей гадостью? Нет такой гарантии… И надежды на то, что меня выслушают в милиции внимательно, не поднимут на смех, не отправят немедленно в обезьянник или вовсе в психушку, тоже нет никакой.
«Ну, тогда ложись под бочок к этому трупу и жди, когда за тобой придут!» – говорю я себе с ненавистью. И неизвестно почему вспоминаю одного своего знакомого писателя, ныне, увы, покойного, по имени Владимир Александрович Руссков. Он говорил: «Ты, Алена, главное – пиши. Если напишешь – может, и напечатают. А не напишешь – так уж точно не напечатают!»
Если я начну трепыхаться – может быть, и спасусь. А буду сидеть сиднем – вряд ли!
Я наклоняюсь – голова немедленно начинает кружиться снова, еще не вся ядовитая дурь выветрилась, – и натягиваю сапоги. Вещей у меня нет практически никаких – только небольшая сумка, в которой лежат документы, щетка для волос, кошелек, ручка с блокнотом, косметичка и паспорт. Ну, еще в полиэтиленовом пакете – запасные трусики. Ведь я намеревалась пробыть в Москве всего лишь полдня: получить гонорар и на двухчасовом «Буревестнике» вернуться домой. Вечером была бы уже у себя в квартире, усталая, но довольная, ненадолго разбогатевшая…
Черт, когда ж я теперь получу свой гонорар?! А может, смыться с поезда, добраться до Москвы первой же электричкой, взять деньги в издательстве, а уж потом идти сдаваться?
Нет, глупость. Во-первых, всполошенные моим исчезновением, они могут связаться с милицией моментально, и тогда меня будут ждать на вокзалах как в Москве, так и в Нижнем: Алену Ярушкину, особо опасную преступницу, беглую убийцу. А во-вторых, если я даже доберусь до Москвы беспрепятственно, то не факт, что у меня в милиции потом не изымут мой гонорар. То есть факт, что изымут, так уж положено, но вот вернут ли… не факт!
Забавно: жизнь свою я работникам правоохранительных органов доверить готова, а вот кошелек… Ну ладно, пусть эти работники будут довольны хотя бы этим, потому что ни одна из моих героинь им вообще не верит. Все эти удалые дамы решают свои проблемы сугубо самостоятельно!
Ну что ж, надо ломать устоявшиеся штампы. Решено – иду в милицию!
Я рассовываю содержимое сумки по карманам куртки, застегиваю их на «молнии», а самой сумке говорю последнее прости (кстати, я ее никогда особенно не любила, да и старенькая она уже, буду только рада купить новую – если мне, конечно, удастся это когда-нибудь сделать, но остается только уповать…), надеваю перчатки, чтобы моих отпечатков тут, в этом кошмарном местечке, осталось как можно меньше. Берусь за ручку двери и, подавив желание рвануть ее в сторону и выскочить опрометью, начинаю поворачивать ее медленно-медленно, одновременно сдвигая дверь.