Охота длилась десять дней. Именитые гости жили в великолепно оборудованных хижинах на сваях, что предохраняло от нападения хищников и непрошеных визитов ядовитых змей. Целыми днями они не сходили с седел, преследуя диких буйволов. За это время свет солнечных черных глаз короля в памяти Марии изрядно померк, и она начала находить куда большее удовольствие, заглядывая в глаза, воистину темные, как ночь. В них была тайна… тайна неотразимого обаяния сильного, уверенного в себе мужчины – жизне – и женолюба. Герцог Монпансье был невероятным бабником, что отнюдь не уменьшало его очарования в глазах Марии. Пожалуй, даже если бы она узнала, что у него есть рыжая русская любовница, это только подогрело бы ее тягу к этому мужчине. Герцог Монпансье носил тщательно ухоженные усы с подкрученными кончиками и был необычайно изобретателен, находя массу способов выказать свое внимание к шведско-русской принцессе. Причем это внимание выражалось очень своеобразно: он не рассыпался в комплиментах – он просто норовил коснуться ее, и от этих прикосновений Мария, которая вообще-то считала себя холодной женщиной, просто шалела. Нет, ну что такого особенного в поглаживании края ладони кончиками пальцев?! Или у нее просто-напросто очень чувствительные запястья?
В один прекрасный день Мария внезапно обнаружила, что у нее множество очень чувствительных местечек на теле. И герцог, чудилось, заранее знал эти местечки наизусть.
Она изменила мужу без всяких угрызений совести, а с истинным восторгом и даже где-то с налетом мстительности. Казалось, герцог привел ее в некий таинственный мир, созданный лишь для них двоих. Мария отчаянно завидовала его жене… Ведь где-то была герцогиня Монпансье, впрочем, забытая мужем столь же прочно, сколь был отныне забыт своей женою злополучный принц Вильгельм.
Вернувшись в Бангкок после упоительного, экзотического адюльтера, Мария с недоумением разглядывала короля, когда он давал прощальную аудиенцию гостям. Слишком уж красив! Мужчина вовсе не должен быть таким изысканным. Его красота чрезмерно изящна, даже приторна. И никаких усов у него вовсе нет, тем более с подкрученными кончиками, которые так упоительно щекочут женское тело… Глаза, конечно… ах, какие у него глаза! Мария тихонько вздохнула, сама не понимая, о чем вздыхает: то ли о том, что больше не увидит этих глаз, то ли о том, что здесь, во дворце, нет никакой возможности тайно пробраться в палатку… то есть, пардон, в покои герцога Монпансье.
– О мадам, вы должны меня простить! – воскликнула Сесиль, когда причесывала госпожу этим вечером. – Я такая бестолковая! Я все перепутала!