Господи, что я такое несу?! Нашла время предаваться любви к поэзии! Руки дрожат все сильней. Чтобы как-то занять их, я хватаюсь за края бюро работы Луи Поля Вернона. Но это прикосновение меня не успокаивает. Стоит только вспомнить, что в списке Фюре были владельцы вещей, изготовленных этим самым Верноном… А вдруг те люди, которые ночью убили Бонифаса, были его подельниками? Не сошлись в чем-нибудь, прикончили партнера, но продолжают его дело? И смерть Фюре вовсе не уничтожила проблему, потому что я хотя бы знала прежнего врага в лицо, а новых – не знаю! Я их просто не разглядела вчера! Толстый и тонкий – ну что это за приметы?
Я в полной панике. Мои руки так и мечутся туда-сюда. Смотрю на себя в зеркало, пытаясь внушить: «Спокойно, Катерина! Спокойно!» Однако вижу там не свое лицо, а близняшку в полной боевой раскраске, и это не прибавляет мне спокойствия. Скорее наоборот! Как я ненавижу ее! Когда только избавлюсь, наконец?! С удовольствием свернула бы ей шею! Вот так! Я хватаюсь за ручку верхнего ящика и поворачиваю ее. Но… не по часовой стрелке, а против. Строго говоря, ее вообще не следовало бы поворачивать, эту скобку. Нормальные люди берутся за нее, осторожно тянут – и вытаскивают ящик. Но ведь я сейчас не вполне нормальна. Да только ли сейчас, если на то пошло?..
Короче, я поворачиваю витую скобку против часовой стрелки – и она подается. Более того – вместе с ней поворачивается вся та инкрустированная вставка, которой я так восхищалась, – и падает мне на колени.
Что я натворила!
В ужасе смотрю на открывшееся передо мной темное отверстие. Краешком сознания отмечаю, что правы мудрые люди, уверяющие, будто клин надо непременно вышибать клином. Страх, который вызывали во мне убийцы Фюре, совершенно вышиблен страхом перед Морисом. Ему явно не повезло с бель сер! Вчера бесстыдно целовалась на площадке, сегодня сломала изделие самого Луи Поля Вернона…
Пытаюсь приладить вставку на место, но что-то мешает. Просовываю руку внутрь. Оказывается, передняя стенка ящика – полая.
Тайник!
Пальцы натыкаются на нечто пыльное, бумажное. Вытаскиваю – ну да, бумага. Что-то вроде тетрадки из тонких-претонких листов, аккуратно, вручную, сшитых вместе нитками прелестного бледно-лилового цвета. Нитки выцвели со временем – так же как и чернила, которыми исписаны листки.
Я распахиваю рукопись посередине. Часть листков вырвана, но вот целая страница.
Неудивительно, что выцвели чернила!.. Наверху страницы надпись – 24 мая 1814 года .
Вот это да!
У меня даже руки дрожат от невероятности свершившегося. Ноздрей касается легкий аромат. Духи? Нет, такое ощущение, будто я держу в руках саше из давным-давно засушенных лепестков розы.